Он читал, а Наталья Николаевна, сбросив одеяло, сначала села, потом встала. Ее знобило так же, как ночью, когда она увидела его глаза.
Он кончил читать, засмеялся счастливым звонким смехом, прижал жену к груди, поцеловал поочередно в оба глаза и, бросив на ходу:
— К Хитрово! — выбежал из комнаты.
...Он появился у Хитрово в неположенное время. Слишком рано. Но Пушкина было приказано принимать всегда.
Он прошел в гостиную и долго ждал, пока Елизавета Михайловна занималась туалетом. Нетерпеливо шагал по паркету, заложив за спину руки, и начинал уже сердиться, когда, шурша юбками, вошла взволнованная его ранним появлением хозяйка. Она направилась было к нему, но Пушкин рукой остановил ее у двери и, стоя посередине комнаты, начал:
— Я памятник себе воздвиг нерукотворный...
Уже на фразе: «Нет, весь я не умру» — Елизавета Михайловна закрыла лицо платочком, и плечи ее стали вздрагивать от рыданий.
— Александр Сергеевич, это... это гениально. Я сейчас позову Долли.
Она почти выбежала из комнаты, чтобы прийти в себя, привести в порядок заплаканное лицо и отдать приказание горничной пригласить Дарью Федоровну.
Еще раз пришлось Пушкину ждать, пока Дарья Федоровна занималась туалетом, чтобы выйти к неожиданному раннему гостю. Она торопилась, недоумевая, что же произошло.
И когда она появилась в гостиной, прекрасная, приветливая, Пушкину, как всегда в обществе этих женщин, стало тепло и светло на сердце.
— Долли, — сказала мать, — Пушкин написал... — И она снова достала из-за пазухи платочек и закрыла лицо.
— Что случилось, Александр Сергеевич? — взволнованно спросила Долли.
Пушкин засмеялся звонким, счастливым смехом, вскочил, крутанулся по-мальчишечьи на каблуке.
— Ничего особенного. Я читал свое новое стихотворение Елизавете Михайловне. А теперь хочу повторить вам.
Долли села в кресло,
— Я слушаю вас, Александр Сергеевич.
И он снова прочел «Памятник».
Долли долго молчала. Видно было, что она до крайности взволнована. Но жена посла привыкла владеть собой. Затем она улыбнулась и сказала:
— Скромности особой в вас нет, Пушкин, но это действительно гениально. Я понимаю, почему плачет мама. И многие будут плакать от восторга над этими стихами и теперь и позже, когда душа ваша «в заветной лире ваш прах переживет». Спасибо, что позвали меня. Я этого никогда не забуду. Спасибо вам, Пушкин, за то, что мы с мамой первыми услышали эти строки.
— Нет, первой была Наташа.
— Ну, это естественно. Спасибо, Пушкин, что вы есть на свете. Спасибо, что вы наш друг. Великий друг наш.
И Долли встала, подошла к Пушкину, поклонилась ему и чуть присела, как это она делала перед императорской четой. А вздрагивающие плечи Елизаветы Михайловны выдали молчаливые усилившиеся рыдания.
Пушкин в волнении бросился целовать руки женщинам и потом стремительно скрылся в дверях.
9
Благодарю тебя, дорогой мой друг, за рассказ о Пушкинском вечере в вашей библиотеке. Верю в твое волнение, в твою радость, моя необыкновенная Долли.
Ты спрашиваешь, хорошая ли у нас здесь библиотека. Хорошая. Но занятия отнимают так много времени, что читать книги, не связанные с учебной программой, почти нс приходится. А вот работники в нашей библиотеке такие же замечательные, как и у вас. Я с детства уважал больше все- го две профессии: педагогическую и медицинскую. А теперь к этим профессиям еще присоединяю библиотекарей. Мне они напоминают работников Пушкинского заповедника, которые удивляли меня, мальчишку, когда мы с мамой ездили туда. Я видел, как один из посетителей бросил на землю окурок, и хранитель заповедника с возмущением выговаривал ему, что он оскверняет священную землю. Эти люди дни и ночи работали в заповеднике. Их не угнетали весьма скромные бытовые условия и низкая заработная плата. То же ведь и библиотекари!
Милая Долли, как я истосковался по тебе! Много раз пытался в письмах начать с тобой разговор о нашем будущем, но ты почему-то уходишь от этого разговора. А ведь если все останется между нами, как сейчас, то впереди нас ждет долгая разлука. Стараюсь не думать, но неизбежно мучают мысли, а вдруг ты разлюбишь меня?
Долли уже не первый раз читала это письмо. И дома и в метро. И на работе в момент затишья.
Как же я могу разлюбить, если уже полюбила! — писала она Григорию. — Любовь, настоящая любовь, встречается в жизни не часто, но она бывает. Вспомни, как всю жизни любил Василий Андреевич Жуковский свою племянницу Машу Протасову. И она любила его, но брак родственников был невозможен.