— Да, но только втихомолку, чтоб не прослыть трусами и не навлечь на себя немилости правительства.
— Втихомолку? Ну, нет, не всегда. Так, как говорю я — хоть я сам долгое время молчал — заговорят и другие. Когда убеждение созреет, оно обращается в слово. Я, например, единичная личность, дожил до сорока лет, прежде чем мое убеждение достигло такой силы, чтобы выразиться в слове и деле. И как мне понадобилось на это два или три десятилетия, так массе понадобится, пожалуй, два или три поколения, но все-таки она в конце концов заговорит.
IV
Новый год! Мы отпраздновали наступление 1867 года совершенно одни. Когда пробило двенадцать часов, я тяжело вздохнула и сказала Фридриху:
— Помнишь ли ты последний тост, предложенный моим бедным отцом в этот час? Я даже не решаюсь пожелать тебе счастья. Будущее часто готовить нам столько ужасного впереди, и никому из людей не удавалось до сих пор предотвратить неизбежное.
— В таком случае, Марта, при наступившей перемене года, вместо того, чтоб заглядывать вперед, оглянемся назад, на прошлое. Сколько пришлось тебе выстрадать в минувшем году, моя бедная, храбрая жена! Сколько ты похоронила своих близких; а те ужасные дни, на богемских полях сражения!..
— Я не жалею о том, что видела тамошние ужасы; по крайней мере, я могу с этих пор предаться всей душой избранному тобою делу.
— Нам следует воспитать твоего… нашего Рудольфа таким образом, чтоб он мог продолжать начатое мною; в его время на горизонте, пожалуй, взойдет ясно видимая цель, а в наше — едва ли. Какой шум на улице! Люди опять радостно встречают новый год, несмотря на страдания, принесенные им минувшим годом, который был встречен таким же ликованием. О, забывчивый людской род!
— Не упрекай людей с такою горечью за эту забывчивость, Фридрих! Вот и мне пережитое горе начинает казаться каким-то сном, понемногу улетучивается из моей памяти, и в настоящую минуту я испытываю глубокое счастье, сознавая, что ты со мною, мой несравненный! Я верю также — хотя мы не хотели говорить о будущем, — но я верю, что впереди нас ждет еще много прекрасного… Между нами полное согласие, горячая любовь, мы самостоятельны, богаты; сколько несравненных наслаждений может дать нам еще жизнь; мы станем путешествовать, знакомиться с прекрасной вселенной… Прекрасной, пока господствует мир, а он может продлиться долгие годы… Да, если бы и опять вспыхнула война, тебе не придется больше идти в поход, да и Рудольфу не грозит эта перспектива: он не будет военным…
— А что, если, как говорить министр «Конечно», военная служба сделается обязательной для всякого?
— Ах, глупости! Так, что я хотела сказать? Мы воспитаем Рудольфа образцовым человеком, будем преследовать свою благородную цель пропагандой и будем… будем любить друг друга!
— О, моя обожаемая жена!..
Фридрих привлек меня к себе и поцеловал в губы. В первый раз после тяжелых дней, когда нам приходилось переживать то разлуку, то разные ужасы и несчастия, к кроткой нежности его ласк снова примешалось пламя страсти, зажегшее во мне сладостный пыл любви. В эту счастливую сильвестрову ночь нами были забыты и война, и холера, и поминовение усопших, и осеннее ненастье на полях Богемии… Когда же, 1 октября 1867 года, у нас родилась дочь, мы назвали ее Сильвией…