Они медленно вели Эдварда по траве к одной из патрульных машин. Ему помогли сесть на заднее сиденье, учитывая его плохую координацию, да еще с руками в наручниках за спиной, Мерримак сел за руль и завел двигатель.
Они отъехали, но Лейн ошалело стоял и смотрел на поднявшуюся пыль от колес.
Его телефон снова начал звонить, он бросил взгляд на белокурую женщину.
— Как ты сказала тебя зовут?
Хотя она не говорила.
— Шелби Лэндис. Я работаю здесь в конюшнях.
— Приятно с тобой познакомиться. Я его брат Лейн. Мне кажется, я уже видел тебя здесь раньше?
— Да. Мы встречались.
Он посмотрел на Рэмси.
— Что нам теперь делать?
Высокий мужчина провел рукой по лицу.
— Это было самое адское признание, которое я слышал, но оно соответствует правде. Вся эта хрень… логична. И так продумана. Думаю, что твоему брату грозит пожизненный срок.
Лейн оглянулся на открытую дверь.
Его телефон опять начал звонить, уже в третий раз, он вынул его и готов был бросить его со злостью на землю.
Но потом увидел, кто ему названивал.
— Лиззи, послушай, я…
Лиззи пришлось помолчать, чтобы пропустить огглушающие сирены скорой помощи.
— Мисс Аврору везут в деловой центр города в University Hospital. Я обнаруживала ее пятнадцать минут назад, она видно упала в обморок, и она едва дышит. Господи, Лейн, я не думаю, что она выживет. Ты должен приехать в больницу. Я еду в скорой с ней сейчас… где ты?
Он закрыл глаза и почувствовал, словно снова падает с моста.
— Я встречусь с тобой там.
Глава 54
Это был самый длинный день в его жизни.
Подумал Лейн, когда он и Лиззи наконец припарковались у дверей кухни Истерли около семи часов вечера, такое случалось не часто — его брата арестован за убийство отца, а его мама впала в кому.
И да, в очередной раз, они воспользовались черным входом, чтобы войти в дом, потому что у главного входа было слишком много репортеров.
— Я голоден, но не хочу есть, — сказал он, хотя жаловаться на все эти события было не справедливо.
Лиззи пришлось пережить столько же, сколько и ему. Если учесть, что она сама нашла мисс Аврору.
— Я устала, — сказала Лиззи, — но не думаю, что я смогу … заснуть.
Они двигались к кухне, но потом оба остановились как вкопанные.
Они почувствовали совершенно удивительный запах готовящейся еды, и хотя запах был незнакомым, если бы Лейн самолично не видел мисс Аврору, лежащей в реанимации с различными трубочками, подведенными к ее телу, он бы подумал, что она была здесь, в Истерли, как всегда на ногах у плиты.
Но нет. Человек, стоявший перед плитой, был…
— Джефф? — изумленно воскликнул он.
Парень повернулся к нему.
— О, спасибо, бл*ть. Не думал, что вы собираетесь вовремя прийти на ужин.
— За что? — Лейн взял за руку Лиззи и вдруг ошарашенно осмотрел присутствующих, — Джин? Постой-ка, ты готовишь? Амелия? Что происходит?
Первой заговорила Амелия.
— Это Seudah Shlishit.
— Это третья трапеза Шаббата, — объяснил Джефф. — Я готовлю ее, даже в воскресенье, потому что я благоговею перед своей верой и этот путь, который я выбрал, чтобы выразить свою веру. Мы как раз собирались сесть за стол… вы вовремя.
— Моя соседка по «Хочкисс» относится к ортодоксам, — объявила Амелия. — Поэтому я уже готовила это блюдо раньше.
— Она мне очень помогла.
— И я тоже учусь, — произнесла Джин. — Медленно, но верно. Кстати, Джефф, я накрыла стол… в столовой…
— Ты накрыла стол? — выпучив глаза на сестру, переспросил Лейн.
Хорошо, что не только он был шокирован, Лиззи стояла рядом с открытым ртом.
Его сестра пожала плечами, словно ничего не было в этом особенно, скорее всего пришельцы захватили ее ум и тело, но по сравнению с событиями сегодняшнего дня, это было не так уж страшно.
— Как я уже сказала, я учусь. Ох, Гарри сказал мне, что он собирается совершить еще одну вылазку с ружьем к репортерам, столпившимся у наших парадных дверей. Я убрала от него дробовик подальше. Достаточно одного обвиненного в убийстве, давайте не будем добавлять еще одного. — Все посмотрели на нее, она закатила глаза. — Ну, давайте же, нам лучше посмеяться над черным юмором самим, нежели это сделать группа, стоящая у наших…
Максвелл вошел в дверь из передней части дома с салфетками в руке.
— Аминь, сестра. Аминь.
Джефф начал переносить тарелки в столовую.
— По традиции это должна быть легкая еда, но мы немного нарушим правила. За весь день фактически никто толком ничего и ни ел, и давайте посмотрим правде в глаза, твоей мамы здесь нет. На самом деле, это было страшно…
Это оказалось именно то, в чем Лейн нуждался сегодня.
Они все сели в столовой за стол, который Джин каким-то чудом в совершенстве накрыла, это было за традициями его семье, за традициями, к которым привык Лейн, но сейчас за столом было что-то другое, он чувствовал теплоту, которая была настолько реальной: сейчас это место напоминало убежище, у которого не было крыши, пропитания, которое не имело никакой стоимости, а только атмосфера, воздух, наполняющий его легкие.
Именно это ему было необходимо. Сердце его саднило от боли, дух упал, его оптимизм тоже закончился. Он воспарил к небесам, наполненный надежд… в аэропорту, а потом тут же бултыхнулся глубоко в омут под тяжестью бремени.
Но оглядев стол, он протянул руку к Лиззи и взял ее за руку, он увидел свою сестру и ее дочь, которые спокойно общались, а не орали друг на друга, он посмотрел на своего давнего друга, который до сих пор был с ним, а потом перевел взгляд на своего давно отсутствующего брата… он понял, что съест все, что они готовили с такой любовью эти еврейские блюда, а потом он провалится в сон наверху со своей любимой женщиной…
А завтра утром он проснется…
И опять начнет бороться за свою мать, которая должна поправиться. За своего брата, чтобы тот получил справедливое обращение в тюрьме. Бороться, пытаясь удержать компанию на плаву. И бороться за сохранение дома и земли своих предков.
А также он будет бороться за свою семью.
Он стал воином.
Он знал, что это будет трудный путь.
Он заслужил звание воина, потому что шел трудным путем.
Лейн взял буханку хлеба и оторвал кусок, вспомнив Эдварда и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не разорвать буханку пополам. Эдвард принес решающую жертву, которая была слишком велика, чтобы принять, слишком трагична, чтобы просто смотреть на нее и слишком ужасна, чтобы игнорировать, фактически он подготовил почву для многих событий.
Если бы Уильям Болдвейн был жив?
Ничего этого не случилось бы.
Но трудно было не быть благодарным. Даже когда это чудо свершилось и пришлось заплатить слишком высокую цену, а под час идти на компромисс с моралью, почти загрязняя свою любовь.
Почти.
Но в конце этого ужасного дня, правда состояла в том, что раковая опухоль, которая поглотила эту семью, пропала, да, они становились лучше, чище. Но, Боже, как такое случилось.
Лейн знал, что лично он в результате всех событий очень изменился, и, в конечном счете, с трудном ему удавалось все разрешить, но он стал лучше. Неважно сколько сложностей его ждало впереди и сколько он уже прошел, сколько трагедий и боли ему предстояло испытать, он знал одно, что стал лучше, как человек, брат, муж… и если Бог даст возможность стать ему отцом детям Лиззи, они получат от него этот бесценный дар.
Сама природа старения жестока, хотя он чувствовал, будто потерял часть себя.
Ангелы должно быть получили свою долю, хотя это было их право и наш долг им.
И, по крайней мере, та часть его души находилась в хороших руках на все века.
Глядя на свою Лиззи, он выждал, когда она подняла на него глаза. А потом произнес:
— Я люблю тебя, — и начал есть.
С оставшейся частью своей семьи.