Выбрать главу

Вдруг фигура метнулась вправо по алее с цветущими яблонями.

«Есть!» — подумал Лейн, и его сердце пустилось вскачь. Быстро передвигая вперед босыми ногами по каменным плитам, Лейн бросился через террасу и спрятался за кадку, достаточно объемную, что в ней можно было даже купаться.

Это был определенно мужчина. Слишком широкие плечи для женщины.

И этот ублюдок шел своим путем.

Лейн вскинул пистолет, крепко держа двумя руками, взвел курок. Он стоял совершенно неподвижно, выжидая, когда злоумышленник свернет на дорожку и направится прямо к нему.

Он ждал…

…и ждал…

…и вдруг ему пришла на ум в скором времени его бывшая жена Шанталь. Может, это она наняла частного детектива и послала сюда, чтобы он смог добыть компромат в связи с финансовым скандалом, связанным с КББ, информацию о том, настолько ли правдой была его финансовая несостоятельность, как сообщали СМИ, чтобы потом эту информацию использовать против него, так как их несуществующие отношения превратились в пыль.

Или, возможно, это был Эдвард, вырвавшийся из тюрьмы, и возвращающийся домой.

Сомнительно.

Злоумышленник повернул на дорожку и направился прямиком к Лейну. Его голова была опущена, и бейсболка низко надвинута на лицо.

Лейн держался до последнего, пока не был абсолютно уверен, что он сможет попасть ему прямо в грудь. Он нажал на пол оборота спускового устройства, красный лазерный прицел рассек ночь, танцуя красной точкой в районе сердца парня.

Лейн громко и отчетливо сказал:

— Я даже не забеспокоюсь, если я тебя убью.

Мужчина остановился как вкопанный, моментально подпрыгнув на кирпичной дорожке. И его руки взлетели в воздух, словно у него под подмышками были пружины от матраса.

Лейн нахмурился, наконец, увидев его лицо.

— Что ты здесь делаешь?

Глава 2

Федеральная окружная тюрьма в центре Чарлмонта

Лунный свет просачивался в камеру через решетчатое с пятью секциями окно, становясь мягким, преломляясь об раковину из нержавеющей стали и игриво падая на бетонный пол. Снаружи ночь была влажной, наполненная туманном. Внутри камеры не чувствовалось смены сезонов, стены и пол, а также тяжелая массивная дверь были окрашены в оттенки серого, спертый воздух, пахнущий металлом и дезинфицирующим средством.

Эдвард Брэдфорд Болдвейн сел обратно на встроенную кровать, задрав под странным углом травмированные ноги, доставив им долю облегчения на тонком матрасе, который словно был без наполнителя, и его иссохшая задница отчетливо это ощущала.

Уже не первый раз его держали под стражей, но, по крайней мере, теперь это происходило по собственной его воли. Он сам вызвался, он признался в убийстве отца, и тем самым сам упек себя в тюрьму. Кроме того, здесь он был не единственным заключенным, в отличие от его предыдущего места заключения, он отчетливо слышал храп, кашель и стон других заключенных, несмотря на свою металлическую дверь.

Приглушенные удары сердца и воспоминания заставили его вернуться на ферму Red & Black. Все эти люди здесь были такими же однокамерниками, как и его кобылы в стойлах — беспокойными, перекрученными, даже ночью. Особенно, после наступления темноты.

Упираясь ладонями в матрас, он облегчил давление на точку сидения, насколько мог. Но он был не слишком силен, поэтому рано перенес тяжесть своего тела на верхнюю часть, которая не обладала большой силой, по сравнению с его нижней, хотя уже привык к своему физическому дискомфорту.

Он внимательно оглядел камеру — бетонные стены и полированный бетонный пол, раковина из нержавеющей стали и туалет, зарешеченное окно, и тут он вспомнил о великолепии Истерли. Цокольный этаж особняка его семьи был оснащен большей роскошью, чем эта камера, а что говорить про винный погреб, который напоминал погружение в изучение английского язык, достигая основания самого холма.

Без особой причины, так как причин-то и не было, а также не было шансов спалиться, он вспомнил историю, которую читал год назад о маленьком мальчике, выросшем в картонной коробке. На самом деле, даже не было ни одного ТВ-шоу, сериала о таком персонаже, которого бы пытали подобным образом…

Постойте, он что собирается вернуться к своим страданиям?