На крытой галерее корпуса 4 «Б» действительно гулял весенний ветерок, клонил туда и сюда дым, поднимающийся из закопченных труб, шевелил и раскачивал длинные черные провода телевизионных антенн. Он гонял от солнца легкие белые облачка, а солнце было скорее тусклое, чем яркое, и грело мягко. На Колибе и на Камзике в коричневый зимний цвет уже добавлялся слабый раствор голубой и зеленой краски, на крышах порхали и чирикали воробьи, кое-где ворковали голуби, порой на крышу залетал дрозд. Высоко в небе с ревом проносились и исчезали реактивные самолеты, металлический гул падал на крыши и ссыпался между крышами, стенами в слуховые окна, на дно города. Снизу слышались скрип, скрежет и звон трамвая, завывание «спартаков», «фиатов» и прочих автомобилей, катящих вон из города в сторону гонимой и убегающей природы, время от времени долетали детские голоса, грохот железного обруча, удары по нему, взрывы криков, словно бы из огромных детских и юношеских глоток. Было слышно, как где-то выбивают ковер. Недалеко от дома скрипел кран, и в большой бетономешалке шуршала щебенка.
— Это была работа, достойная интеллигентного, образованного человека?
— Конечно, была. И пока еще остается.
— Считать деньги другим людям…
— Конечно, другим, и себе тоже…
— Вы говорите, золотые времена уже миновали.
— Конечно, миновали, — сказал Мацина. — Вы, пан инженер, полагаете, не сердитесь, пожалуйста, что бухгалтер — устаревшая машина, что это, так сказать, разжалованный человек, человек, уцененный до какого-то глупого механизма, но это неверно. И сегодня без бухгалтерии вы не двинетесь с места — что будет после нас?.. Не знаю! Бухгалтер… Нет, у бухгалтера должна быть способность оценивать, фантазия и прочие качества. Я, слава богу, не опускался до роли считающего механизма и благодаря своей бухгалтерской фантазии открыл самые разные вещи, не один только подлог, но даже то, что меня обманывала жена.