Пани Мария, подумал Балтазар, откуда у вас этот симпатичный шрамик на переносице?
— Пан редактор!
Балтазар сделал вид, что недослышал, и заказал еще два коньяка.
— Моим детям там лучше, чем дома, там, у пани Вондровой, им лучше, — сказала Мария Ремпова, — но дома мне без них страшно. Да это и не решение вопроса, как мне быть с моими детьми. Страшно в одиночестве и, может, оттого…
Балтазар молчал.
Молчала и Мария Ремпова.
Официант принес коньяку.
Ремпова и Балтазар выпили напитка, пахнувшего, как горючая смесь, и Мария Ремпова продолжала:
— И, может, оттого мне и страшно без них, что знаю: где-то там, в другом месте, у кого-то другого им лучше, чем у меня, оттого, что думаю, — верите ли, — вот я их мать, доведенная до того, что не могу заботиться о собственных детях, я чувствую себя рядом с ними чудовищем, готовым сожрать своих детенышей… Простите, что говорю вам об этом, но все, что узна́ете от меня, отмети́те, как отметаете письма, те, самые второстепенные, и те, слишком личные. Все, что говорю вам, пан редактор, — это ведь не наболевшее, правда? — спросила она с язвительно вопрошающей улыбкой.
Настали сумерки.
Балтазару пришла в голову мысль, что где-то далеко-далеко закатилось солнце, а Мария Ремпова подумала, что где-то далеко-далеко дети ее собираются спать… Кофейню осветили. Штефан Балтазар и Мария Ремпова пили коньяк и черный кофе, а как только Балтазар услышал, что когда-то давно Вондры пришли на Колибу с пустыми руками на клочок земли, на парцеллу, и начали там строить свое живописное и очень трудное счастье, то с укоризной подумал: господи, что бы на это сказала Кайя? Эта девочка, девчоночка, девчушка, словно бутон… Занимается, подумал, чтобы не быть дурочкой рядом с ним… Райский плод, не опаленный жизнью — она не такая, как пани Мария, не такая, как пани Вондрова — у той наверняка все ноги в мозолях. Он взглянул на переносицу Марии Ремповой. Отчего у нее этот хорошенький шрамик, такой пикантный? Он воспитает Кайю, вырастит… У пани Марии Ремповой наверняка сыщутся и другие шрамики, пикантные и непикантные, наберется, поди, с пригоршню… У Кайи их нет, нет и не будет, он ее вырастит, она всю жизнь будет без шрамов…
В кофейне прибавлялось людей, прибавлялось шороху, звону, шаркающих шагов, приветствий: «Алло, ну как там… Целую ручки!» — и такое же притворно-добродушное приветствие звучало в ответ, улица уже не гудела таким оживлением.