Титан дотронулся до ее предплечья.
— Вава.
Аннабет прекратила отбиваться. Её глаза прояснились.
— Где . .. Что ...?
Она увидела Перси, и на ее лице промелькнуло множество эмоций — сначала облегчение, радость, а после шок и ужас.
— Что с ним случилось? — воскликнула она. — Что произошло?
Она нежно приобняла его за плечи и заплакала, прильнув к его голове. Перси хотел сказать ей, что все хорошо, но это, конечно же, было неправдой. Он даже не чувствовал своего тела. Его сознание было похоже на маленький гелиевый шарик, слабо привязанный к голове. Он не имел ни веса, ни силы, просто продолжал расширяться, становясь все светлее и светлее. Перси знал, что скоро он либо лопнет, либо верёвка разорвется, и жизнь покинет его.
Аннабет взяла его лицо в ладони. Она поцеловала его и попыталась вытереть пыль и пот с его глаз. Боб навис над ними; его метла возвышалась, словно флаг. Его непроницаемое лицо светилось в темноте.
— Множество проклятий, — сказал Боб. — Перси делал плохие вещи по отношению к монстрам.
— Ты можешь вылечить его? — взмолилась Аннабет. — Как избавил меня от слепоты? Вылечи Перси!
Боб нахмурился. Он ковырял свой бейджик с именем на форме, словно у него была чесотка.
Аннабет попыталась снова:
— Боб. ..
— Япет, — сказал Боб, и его голос напоминал глухой гул. — До Боба. Я был Япетом.
Воздух все еще сгущался. Перси чувствовал себя беспомощным, едва понимая, что происходит.
— Мне больше нравится Боб, — голос Аннабет был на удивление спокойным. — А какое имя по душе тебе?
Титан посмотрел на нее своими чисто-серебряными глазами.
— Я не знаю.
Он присел рядом с ней и начал изучать Перси. Лицо Боба выглядело измученным и озабоченным, как будто он внезапно почувствовал тяжесть всех им прожитых веков.
— Я обещал, — пробормотал он. — Нико просил меня о помощи. Не думаю, что Япет или Боб любит нарушать обещания.
Он коснулся лба Перси.
— Вава, — пробормотал титан. — Очень большая вава.
Перси вернулся в своё тело. Звон в ушах утих. Его зрение прояснилось. Он по-прежнему ощущал себя так, будто проглотил фритюрницу. Внутренности кипели. Он чувствовал, что яд в его теле замедлился, но не исчез. Но он был жив.
Перси хотел встретиться глазами с Бобом, чтобы выразить свою благодарность. Его голова упала ему на грудь.
— Боб не может излечить его, — сказал титан. — Слишком много яда. Слишком много проклятий.
Аннабет обняла Перси за плечи. Он хотел сказать ей: «Теперь я чувствую твои объятия. Ой. Слишком крепко».
— Что нам делать, Боб? — спросила Аннабет. — Где-то здесь есть вода? Вода может исцелить его.
— Нет воды, — ответил Боб. — Тартар плохой.
«Я заметил!» — хотелось закричать Перси.
По крайней мере, титан назвал себя Бобом. Даже если Боб обвинит его в потере памяти, он, возможно, все равно поможет Аннабет... в случае смерти Перси.
— Нет, — настаивала Аннабет. — Нет, должен быть способ. Что-то, что исцелит его.
Боб положил руку Перси на грудь. Холодное покалывание, словно масло эвкалипта, распространилось по его телу, но как только Боб убрал руку, облегчение закончилось. Легкие Перси снова запылали, будто кипящая лава.
— Тартар убивает полубогов, — сказал Боб. — Он исцеляет монстров, но вы к ним не принадлежите. Тартар не будет исцелять Перси. Он ненавидит ваш род.
— Мне все равно, — произнесла Аннабет. — Даже здесь, где-то должно быть место, где он мог бы отдохнуть... какое-то лекарство, которое он мог бы принять. Может, нам стоит вернуться к алтарю Гермеса или...
Вдалеке прогремел низкий голос — голос, который Перси, к сожалению, узнал.
— Я ЧУЮ ЕГО! — проревел гигант. — БЕРЕГИСЬ, СЫН ПОСЕЙДОНА! Я ПРИШЁЛ ЗА ТОБОЙ!
— Полибот, — сказал Боб. — Он ненавидит Посейдона и его детей. Сейчас он очень близко.
Аннабет приложила все усилия, чтобы поднять Перси на ноги. Он ненавидел то, насколько обременял её, но в данный момент чувствовал себя мешком с бильярдными шарами. Даже опираясь на Аннабет всем своим весом, он едва мог стоять на ногах.
— Боб, я иду с тобой или без тебя, — сказала она. — Ты хочешь помочь?
Боб Младший мяукнул, начав мурлыкать и тереться о подбородок Боба. Боб посмотрел на Перси, и ему захотелось узнать, что означало выражение его лица. Было ли оно сердитым или просто задумчивым? Планировал ли титан месть, или просто чувствовал боль, потому что Перси солгал по поводу их дружбы?
— Есть одно место, — сказал Боб наконец. — И гигант, который может знать, что делать.
Аннабет едва не уронила Перси, услышав последние слова:
— Гигант. Ох, Боб, гиганты плохие.
— Есть один хороший, — настаивал Боб. — Поверь мне, и я отведу тебя к нему... если только Полибот и его сообщники не поймают нас раньше.
Глава 33. Джейсон
Джейсон заснул на задании. Что было плохо, поскольку он находился в воздухе на высоте нескольких тысяч футов. Ему следовало бы кое-что помнить. Наступило утро после встречи с разбойником Скироном, и Джейсон был на дежурстве, сражаясь с дикими вентусами, угрожающими кораблю. Искромсав последнего, он забыл задержать дыхание. Глупая ошибка. Когда дух ветра распадается, он создает вакуум. Если ты не задержал дыхание, то воздух начинает высасываться прямо из твоих легких. Давление во внутренних ушах падает настолько быстро, что ты просто теряешь сознание. Естественно, это случилось и с Джейсоном.
Хуже того, он сразу же погрузился в сон. Где-то в глубинах своего подсознания, он подумал: «Серьезно? Сейчас?». Джейсон должен был проснуться, ведь в противном случае его ожидала смерть. Но он был не в состоянии держаться за эту мысль. Во сне он оказался на крыше высотного здания. Вокруг него расположилась линия горизонта ночного Манхэттена. Холодный ветер хлестал его через одежду.
В нескольких кварталах от него, над Эмпайр-стейт-билдинг — входом на гору Олимп — собрались тучи. Сверкнула молния. Воздух был металлическим, пахло надвигающимся дождем. Верхушка небоскреба, как обычно, освещалась, но огни, казалось, работали неисправно. Они мерцали от фиолетового до оранжевого, будто боролись за цветовое превосходство.
На крыше здания находились старые товарищи Джейсона из римского лагеря: масса полубогов в боевых доспехах, чьё оружие и щиты из имперского золота сверкали в темноте. Он видел Дакоту и Натана, Лейлу и Маркуса. Октавиан стоял в стороне, худой и бледный, его глаза были красными — то ли от гнева, то ли от бессонницы — вокруг его талии висела вереница жертвенных чучел животных. Поверх его фиолетовой футболки и брюк-карго было накинуто белое одеяние авгура.
По центру стояла Рейна, ее металлические борзые Аурум и Аргентум сидели рядом с ней. Заметив ее, Джейсон ощутил сильный укол вины. Он позволил ей надеяться на их совместное будущее. Он никогда не любил ее, и никогда не обманывал... но также и не отшивал.
Джейсон просто исчез, оставив ее управлять лагерем в одиночку (пусть это была и не его идея). Затем он вернулся в лагерь со своей девушкой, Пайпер, и целой кучей греков на военном корабле. Они открыли огонь по форуму и сбежали, не оставив Рейне выбора касаемо начала войны.
В его сне она выглядела уставшей. Остальные могли не замечать этого, но Джейсон проработал с ней достаточно долго, чтобы научиться распознавать усталость в ее глазах и скованность в плечах под ремнями доспехов. Ее темные волосы были мокрыми, будто она приняла душ на скорую руку.
Римляне уставились на лаз крыши, словно кого-то ждали. Когда дверь открылась, из нее появилось два человека. Один из них был фавном — нет, подумал Джейсон — сатиром. Он выучил в чем их разница еще в греческом лагере, да и тренер Хедж постоянно исправлял его, стоило ему допустить ошибку. Римские фавны, как правило, бездельно ошивались по округе, попрошайничали и набивали свои животы. Сатиры же были более полезными, помогали полубогам. Джейсон сомневался, что когда-либо видел этого парня, однако был уверен, что он был греком. Фавн бы не выглядел настолько решительным, направляясь к вооруженной группе римлян посреди ночи. Он носил зеленую футболку «Охраны Природы» с фотографиями исчезающих видов китов, тигров и прочих животных. Его мохнатые ноги и копыта ничего не покрывало. У него была пушистая козлиная бородка, вьющиеся каштановые волосы, спрятанные под кепку в стиле раста, и набор дудочек вокруг шеи. Его руки мяли край футболки, но, учитывая то, как он изучал римлян, их расположение и оружие, Джейсон мог сказать, что этот сатир уже участвовал в боях прежде.