Отсюда не было выхода. На вершине потолка, где должен был находиться проем в небо, распластался круг чисто черного блестящего камня, что лишь усиливало впечатление о том, что это место было отрезано от остального мира — неба не было видно, только темнота.
Хейзел направилась к центру комнаты.
— Да, — пробормотал Лео. — Окей, вот и Врата.
В пятидесяти футах от них расположились двери лифта с гравированными серебряными и стальными панелями. По обеим сторонам от лифта ниспадали ряды цепей, присоединенные болтами к большим крюкам в полу. Территория вокруг двери была усеяна черными обломками. С усилившимся чувством гнева, Хейзел поняла, что здесь когда-то стоял алтарь Аида. Он был уничтожен, чтобы освободить место для Врат Смерти.
— Где ты? — крикнула она.
— Разве ты не видишь нас? — поддразнивал женский голос. — Я-то думала, что Геката выбрала тебя за твои превосходные навыки.
На Хейзел накатил очередной приступ тошноты. Гейл, сидящая на ее плече, пукнула — это не улучшило ситуацию. У Хейзел перед глазами поплыли темные пятна. Она заморгала, но темнота только усилилась. Пятна объединились в темную фигуру, достигающую двадцати футов в высоту, маячащую рядом с дверью.
Это был гигант Клитий, окутанный черным дымом, точно такой же, каким Хейзел видела его на перекрестке. Но только теперь ей, пусть и смутно, удалось разглядеть его форму — драконоподобные ноги с пепельной чешуей; массивная человекоподобная верхняя часть туловища, одетая в стигийскую броню; длинные плетеные волосы, которые, казалось, были сделаны из дыма. Лицо его было темным, как у Смерти (кому не знать, как не Хейзел, она лично повидала Смерть). Его глаза отдавали холодным бриллиантовым блеском. Оружия при нем не было, но это не делало его менее пугающим.
Лео присвистнул.
— Знаешь, Клитий, для такого здоровяка, как ты, у тебя чудесный голосок.
— Идиот, — прошипела женщина.
На полпути между Хейзел и гигантом замерцал воздух — появилась волшебница. Она носила элегантное платье без рукавов из тканого золота, ее темные волосы были собраны в конус, окруженный бриллиантами и изумрудами. На шее у нее висел кулон, похожий на миниатюрный лабиринт и украшенный рубинами, которые заставляли Хейзел думать о кристаллизованных каплях крови. Женщина была красива в своей вечной, царственной манере — словно статуя, которой можно любоваться, но сложно полюбить. Ее глаза сверкали злобой.
— Пасифая, — сказала Хейзел.
Женщина склонила голову.
— Моя дорогая Хейзел Левеск.
Лео кашлянул.
— Вы знакомы друг с другом? Вроде загробных корешей или ...?
— Замолчи, дурак, — голос Пасифаи был мягким, но полным яда. — Мне не нравятся полубоги мужского пола... только о себе и думаете. Нахалы и разрушители.
— Эй, леди, — возразил Лео. — Не такой уж я и разрушитель. Я сын Гефеста.
— Ремесленника, — отрезала Пасифая. — Еще хуже. Я знала Дедала. Его изобретения не принесли мне ничего, кроме неприятностей.
Лео моргнул.
— Дедал. .. То есть, тот самый Дедал? Ну, тогда вы должны знать все о мастерах. Мы больше чиним, строим и только изредка заклеиваем рот клейкой лентой грубым дамам.
— Лео, — Хейзел протянула руку поперек его груди. Ей казалось, что волшебница превратит его в нечто неприятное, если он не замолчит. — Лучше помолчи.
— Послушай свою подругу, — сказала Пасифая. — Будь хорошим мальчиком и не влезай в женский разговор.
Пасифая прошлась перед ними, рассматривая Хейзел. Ее глаза были полны ненависти, из-за чего Хейзел ощутила покалывание по коже. От колдуньи исходила сила, словно тепло от печи. Выражение её лица было тревожащим и смутно знакомым.
Но так или иначе, гигант Клитий нервировал Хейзел больше. Он молча и неподвижно стоял позади. От его тела струился черный дым, собирающийся вокруг его ног. От него исходил знакомый ей холод — словно огромная залежь обсидиана, настолько тяжелая, что Хейзел не смогла бы сместить ее; мощная, нерушимая и полностью лишенная чувств.
— Ваш. .. твой друг не особо разговорчив, — заметила Хейзел.
Пасифая оглянулась назад и надменно фыркнула.
— Молись, чтобы он так и оставался тихим, моя дорогая. Гея предоставила мне возможность встретится с тобой, а Клитий — это моя подстраховка. Между нами, волшебницами, думаю, он здесь для того, чтобы контролировать мою силу, если я забуду о приказах моей госпожи. Гея очень предусмотрительна.
Хейзел хотела возразить, что не была волшебницей. Ее совсем не интересовало то, как Пасифая собиралась с ними договариваться, или как гигант держал ее магию под контролем. Однако она выпрямилась, пытаясь выглядеть более уверенной в себе.
— Что бы ты не планировала, — сказала Хейзел, — это не сработает. Мы уничтожим каждого монстра, вставшего на нашем пути. Если ты умна — убирайся.
Хорек Гейл заскрежетала зубами в знак одобрения, но Пасифая не выглядела убежденной.
— Вы не выглядите такими уж сильными, — размышляла волшебница.
— Но это типично для полубогов. Мой муж, Минос, царь Крита... был сыном Зевса. Однако, при встрече с ним, вам бы и в голову этого не пришло. Он был таким же тощим, как и этот... — Пасифая указала рукой в сторону Лео.
— Вау, — пробормотал Лео. — Должно быть, Минос натворил дел, раз ему выпало судьбой жениться на тебе.
Ноздри Пасифаи раздулись.
— Ох. .. ты себе даже не представляешь. Он был слишком гордым, чтобы принести жертву Посейдону, и боги наказали меня за его высокомерие.
— Минотавр, — внезапно вспомнила Хейзел.
История была настолько отвратительной и абсурдной, что Хейзел всегда закрывала уши, когда ее рассказывали в Лагере Юпитера. На Пасифаю было наложено проклятье: полюбить быка ее мужа. И она дала жизнь Минотавру — получеловеку, полубыку.
Теперь, глядя на прожигающую ее взглядом Пасифаю, Хейзел поняла, почему выражение лица волшебницы было такими знакомым. Пасифая имела ту же горечь и отвращение в глазах, что и мама Хейзел, Мари Левеск. Иногда она смотрела на свою дочь так, будто та была монстром, проклятием, посланным богами, и источником всех ее проблем. Вот, почему история Минотавра ее задевала — не только из-за отталкивающей идеи любви женщины к быку, но и мысль о том, что ребенка, любого ребенка, можно было считать чудовищем, ненавистным наказанием для родителей, чье место было под замком. Хейзел полагала, что в этой истории пострадавшим был не кто иной, как Минотавр.
— Да, — ответила Пасифая. — Мой позор был невыносимым. После рождения моего сына и его заточения в лабиринте, Минос отказался иметь со мной что-либо общее. Он сказал, что я разрушила его репутацию. И знаешь ли ты, что произошло с Миносом дальше, Хейзел Левеск? За все его преступления и гордость... он был вознагражден, стал судьей в Подземном царстве, будто имел право судить других! Аид подарил ему эту возможность. Твой отец.
— Вообще-то, Плутон.
Пасифая усмехнулась.
— Неважно. Таким образом, ты понимаешь... я ненавижу полубогов так же, как и богов. Гея пообещала мне отдать всех выживших на войне полукровок, чтобы я, сидя в своих владениях, могла лицезреть их медленную смерть. Жаль только, что у меня нет времени замучить вас до смерти. Увы.
Врата Смерти, стоящие по центру комнаты, издали приятный звенящий звук. На правой стороне Врат замерцала зеленая кнопка «вверх». Цепи дрожали.
— Видишь? — Пасифая виновато пожала плечами. — Врата используются. Двенадцать минут — и они откроются.
В желудке у Хейзел что-то задрожало:
— Гиганты?
— К счастью — нет, — ответила волшебница. — Все они уже собрались в том месте, где произойдет финальная битва, — Пасифая одарила Хейзел леденящей улыбкой. — Я полагаю, Врата используются кем-то еще... кем-то, лишенным на это прав.
Лео медленно двинулся вперед. Из его кулаков повалил дым.
— Перси и Аннабет.
У Хейзел пропал дар речи. В ее горле образовался комок, вот только она не знала от чего: от радости или от разочарования. Если их друзья добрались до дверей, и они должны были появится здесь через двенадцать минут...