Алов: – Страшную картину вы рисуете…
Богданов: – Это мир удалившихся от истинного Богопочитания и Богопознания.
Безусловно, система сильная, обладающая мощной мистической поддержкой…Но кого? Князя мира сего. После отрицания Христа, они стали поклоняться дьяволу, называя его богом. Причем, большая часть из них даже не понимает этого. Эта целая тайная система достижения власти над людьми, умения управлять людьми, предсказывать будущее. Там искажены понятия добра и зла. Это долгий разговор, мой друг. Потом эти древние общества стали использоваться, как заговорщические. Чтобы совершать революции, политические перевороты, продвигать своих людей во власть. Говорить о каком-то всемирном заговоре глупо. Просто система развивалась и расширяла границы своего влияния, достигнув серьезных успехов. Страшную картину? Да что же тут страшного…Всё давно известно. Надо знать своего врага, а бояться нам нечего.
Алов: – Мне рассказывали, что в мемориале Вашингтона есть огромный цветной фотопортрет Гарри Трумэна в масонском фартуке и с мастерком в руке. Он был запечатлен в момент принятия решения о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.
Богданов: – Точно так. Решение о ядерной бомбардировке принимали масоны. Думаете, другие отвратительные решения о войнах и убийствах – случайность? Все строго выверено. Рассчитано. Послевоенная история – это история расцвета масонов.
Алов: – Неужели победа будет за ними? Никто не сможет помешать? Или отсрочить их триумф?
Богданов: – Как вам, сказать, дорогой Николай. Наша победа – сохранить свою веру, свою душу… Если власть для них важнее спасения души и обретения Царства небесного, что же теперь? Это их выбор…Триумф? Калифы на час. Для вечности срок их власти – ничто.
Алов: – А взять в руки оружие?
Богданов: – Я думаю, что это время придет…Но не хотелось бы. Это не богоугодно. И это, скорее, наказание для всех нас, чем благо.
Алов: – Война?
Богданов: – Любое кровопролитие – не есть благо (пауза). Николай, вы знаете… Я ведь летом ездил на Афон, чтобы проститься с отцом Климентом.
Алов: – Схиигумен Климент? Преставился?
Богданов: – Да. Ведь это он передал мне Чудотворный образ пятнадцать лет назад. В иконописной мастерской я увидел образ Иверской Богородицы. Недавно написанный. И так он мне понравился. А монах-иконописец отказался мне его продать. И когда я уезжал, отец Климент у ворот монастыря остановил меня и отдал мне икону. Кто знал, что эта икона будет чудотворной? А ведь она начала мироточить почти сразу, как я приехал домой, и поставил ее рядом с другими иконами. Пятнадцать лет мироточит. Кроме Страстных недель.
Алов: – И что сказал отец Климент перед смертью? Он ведь сказал Вам что-то важное?
Богданов: – Эх…Николай. Сказал, что произойдут страшные события в моей жизни. И имя мое будет оклеветано.
Алов: – Неужели нельзя ничего изменить?
Богданов: – Мне сон был. Недавно. Я лежал в какой-то комнате. Как будто гостиница. И район какой-то нехороший. Нечистый. И был я связан толстыми канатами и веревками, и рот был завязан. И не мог я ни говорить, ни кричать…А только молился в себе…Видно такую смерть уготовил мне Господь…
Алов: – За что же так, Иван Сергеевич?
Богданов: – Мы ведь должны быть готовыми умереть за истину в любой момент. Хотя, конечно…Мы никогда по-настоящему не готовы…А клевета…Что клевета…Мое имя – ничто. Оно будет оклеветано, но рано или поздно, правда откроется. Когда клевещут на святых отцов, на старцев – это гораздо страшнее. И когда это делают братья по вере. Из чистой зависти или от обиды. Это во много раз хуже, чем клевета на такого никчемного для Бога человека, как я.
Алов: – Как же все случится? Если есть знак и даже обстоятельства Вам показаны, может быть можно избежать этого? Ведь всё в ваших руках: ехать в эту гостиницу или не ехать.
Богданов: – Я даже не знаю, когда это будет…И может быть, и не гостиница это вовсе. Не знаю. Может быть, я должен принять это со смирением? Как император Николай принял всё, что ему было предсказано…
Алов: – А ваша миссия? Неужели она должна закончиться именно так?