После ужина (отменная австралийская баранина из магазина «Ворлд Уайд» в Хаммерсмите) они еще посидели в саду, отчасти скрытые от соседских глаз шелковицей. Эдвард курил свой медовый табак, а Мэри смотрела на него с безмятежной любовью.
– Ты никогда не рассказываешь о работниках в конторе, – сказала она наконец. – Есть же среди них хорошие люди, да?
– О да, очень порядочные. Надо будет как-нибудь кого-то пригласить.
Тут же он понял, что гостя обязательно придется угостить виски. Не вынуждать же гостя пить столовое пиво по десять пенсов за галлон?
– Но кто они? – спросила Мэри. – Они могли бы подарить тебе что-нибудь на свадьбу.
– Что ж, не знаю. У них так не заведено. Но народ это совершенно порядочный. Ну, есть Харви – за спиной его зовут «Забулдыгой». Без ума от велосипедов. В прошлом году хотел участвовал в заезде на двухмильный рекорд среди любителей. И победил бы, если бы готовился как следует. Потом есть Джеймс, спортсмен. Тебе он бы не понравился. По-моему, от него всегда несет конюшней.
– Какой ужас! – сказала миссис Дарнелл, смутившись излишней откровенности мужа, и опустила глаза.
– Диккенсон тебя бы позабавил, – продолжал Дарнелл. – Он за шуткой в карман не лезет. Впрочем, прожженный лжец. Когда он открывает рот, мы и не знаем чему верить. Намедни он божился, что видел, как один из директоров банка покупает моллюсков с тележки у Лондонского моста, и Джонс, который как раз вошел, поверил каждому слову.
Дарнелл сам рассмеялся приятному воспоминанию о розыгрыше.
– И та байка о супруге Солтера тоже неплоха, – продолжил он. – Солтер – управляющий, это ты знаешь. Диккенсон живет от него неподалеку, в Ноттинг-Хилле, и сказал, мол, однажды утром видел миссис Солтер на Портобелло-роуд, как она отплясывала под пианино в красных чулках.
– Он малость скабрезен, верно? – сказала миссис Дарнелл. – Не вижу в этом ничего смешного.
– Ну, сама знаешь, среди мужчин это иначе. Тебе мог бы понравиться Уоллис – он превосходный фотограф. Часто показывает нам снимки своих детей – например, трехлетней девочки в ванной. Я его спросил, как ей это понравится, когда ей будет двадцать три.
Миссис Дарнелл опустила глаза и не ответила.
Несколько минут, пока Дарнелл покуривал трубку, стояла тишина.
– К слову, Мэри, – произнес он наконец, – что скажешь о том, чтобы взять к себе жильца?
– Жильца! И в голову не приходило. И куда мы его поселим?
– Как же, я все подумываю о свободной комнате. С этим планом твое возражение потеряет смысл, верно? В Сити многие сдают комнаты и на этом зарабатывают. Смею предположить, мы бы прибавили десять фунтов в год к доходу. Редгрейв, наш кассир, находит сообразным снимать для этого целый большой дом. У них есть лужайка для тенниса и бильярдная.
Мэри всерьез задумалась, все с той же мечтательностью в глазах.
– Не думаю, что мы справимся, Эдвард, это доставило бы нам слишком много неудобств. – Она помялась еще немного. – И не думаю, что хотела бы иметь в доме молодого человека. Дом у нас очень маленький, а удобства, как ты сам знаешь, слишком ограничены.
Она чуть зарумянилась, и Эдвард, хоть и малость разочарованный, всмотрелся в нее с особым томлением, словно ученый, встретивший непонятный иероглиф – то ли бесподобно изумительный, то ли, напротив, крайне распространенный. По соседству в саду играли дети, и играли шумно, смеясь, крича, ссорясь, бегая туда-сюда. Вдруг из верхнего окна раздался отчетливый и приятный голос:
– Энид! Чарльз! Немедленно поднимитесь ко мне!
Вмиг настала тишина. Детские голоса пропали как не было.
– Миссис Паркер держит своих детей в строгости, – сказала Мэри. – Мне об этом намедни рассказывала Элис. Она разговаривала со служанкой миссис Паркер. Я выслушала молча и не думаю, что стоит поощрять сплетни слуг; они вечно делают из мухи слона. И должна заметить, что часто детей и правда надо наказывать.
Те же замолкли, словно их охватил невыносимый ужас.
Дарнеллу показалось, он услышал из дома странный вскрик, но не мог сказать точно, так ли это. Он повернулся в другую сторону, где по дальней стороне своего сада прогуливался мужчина пожилого возраста. Тот поймал взгляд Дарнелла, и одновременно на него взглянула Мэри, так что он учтиво поднял в ответ твидовую кепку. Дарнелл с удивлением увидел, что жена покраснела до кончиков ушей.