Он настороженно наблюдал за короткими электрическими вспышками. Так смотрят на крупную собаку, пытаясь уловить момент, когда дикая ярость животного сменится броском. Сон ушел безвозвратно.
Покрытые пылью трубки последний раз моргнули и загорелись как надо, треск сменился тихим гулом. Ничего не произошло. Опять. Даже немного жаль. Порой хотелось, чтобы воображаемый взрыв произошел на самом деле. Может тогда в повседневной рутине что-нибудь изменилось бы. Дурацкая бракованная лампа стала неизменным напоминанием о том болоте, в которое превратилась его жизнь в последние годы. С нее начинался день, на ней же и заканчивался, а между все как под копирку.
Пора было вставать. Электронные часы показывали шесть-тридцать. Рядом примостились две блестящие белые ключ-карты, одна от квартиры, другая с работы. «Эбонизер Уайт» утверждали на обоих тесненные черные буквы, «Библиотека. Заведующий» дополняла вторая. Чуть ниже на обоих находился номер, по которому можно позвонить, на случай, если карточка вдруг потеряется, и кто-то ее найдет.
Бледный свет лампы смешивался с серым уличным полумраком, ползущим сквозь неплотно закрытую решетку жалюзи. За окнами клубилось сырое туманное марево, смутно угадывались очертания соседних многоэтажек с темными провалами окон. Все вокруг казалось покинутым и одиноким. К полудню туман рассеется, останется только бездонное свинцовое небо над свинцовыми мостовыми.
Погруженная в гудящую тишину комната вызывала тупое отрешение. Все, что в ней находилось - от стола до шкафа с рядами книг – стояло так, словно старалось не замечать друг друга. Она просто существовала, застыв в своей безупречной функциональности. Строгой и безликой.
Эбонизер выдохнул и резко встал, приводя себя в привычный рабочий режим, ненужные мысли отодвинулись на второй план.
Он быстро оделся, - бесформенные черные брюки, идеально выглаженная, хоть и поношенная рубашка, жилет, – затем отправился на кухню.
Кран тихо ронял капли, по дну железной раковины расползалось ржавое пятно. На средней полке пустого холодильника отыскались ополовиненная бутылка очищенной воды и несколько упаковок безвкусной питательной смеси. На вид она выглядела отвратительно – тарелку заполнила зернистая кашица зеленоватого оттенка. «Все, что необходимо человеческому организму – в одной целостности!» радостно обещала компания-производитель.
Вообще, не так уж и ужасно. К каждой упаковке прилагался набор пакетиков с разнообразными вкусами. Сегодня Уайт выбрал шоколад. Порошок с шипением растворился, от смеси действительно пошел приятный запах молочного шоколада. Если закрыть глаза, можно представить, что ешь мусс. Эбонизер видел такой в старинном кулинарном журнале, он много чего в нем видел. Все эти пудинги, нежное жаркое, различные коктейли теперь только на картинках и увидишь.
Покончив с питательным завтраком, Уайт выключил свет в комнате, обулся, накинул свое любимое пальто с воротником, который в случае непогоды можно поднять, вышел на лестничную площадку и закрыл за собой дверь.
Воротник ему понадобился сразу. День выдался прохладным, воздух отдавался во рту металлическим привкусом.
У подъезда Уайт пришел в себя окончательно. Сунув руки поглубже в карманы и выпрямив спину, он неспешной походкой зашагал по тротуару.
Вне четырех стен он чувствовал себя совершенно другим человеком, не маленьким и потерянным, а уверенным и самодостаточным. Ему нравилось молча скользит среди выныривающих из тумана редких прохожих, ощущая свое полное отчуждение от всех этих людей, и одновременно близость к чему-то большему, чем он сам.
Стена домов с обеих сторон превращала улицы в загадочный, укутанный тенями лабиринт, в котором эхом отдавались смутное бормотание голосов и шаги. Эбонизер бросил взгляд вверх, туда, где вихрился унылый морок из стальных облаков, застивших небо. Из книжек с картинками он знал, что где-то там есть лазурная синь, по крайней мере была. Может, это всего лишь выдумки, самая обычная ложь, призванная вселить веру в чудеса, такая же, как и солнце.
Когда Эбонизер добрался до Чейни-стрит, откуда до библиотеки оставалось минут десять ходьбы, серую палитру улиц нарушили багровые отблески. Городская стража выставила вокруг подъезда одного из домов заградительный барьер, по электронному табло бесконечно ползла надпись из алых букв, велящая всем прохожим держаться подальше. Не то чтобы в ней имелась особая необходимость, но традиция соблюдалась неукоснительно.
Возле ограждения неподвижно стоял одинокий стражник, держа наперевес стандартную электродуговую пушку, крепящуюся проводами к ранцу-генератору за спиной. Затяжной выстрел из такого оружия был способен оставить от противника жалкую горстку пепла, короткий – обгорелую груду мяса. Накинутый поверх брони плащ блестел влагой, оставленной туманом. Черный наличник-экран шлема скрывал лицо, в глубине похожего на стекло материала скользили отражения.