Моя бабушка, ещё молодая с короткой стрижкой, опустилась на колени рядом с ней.
— Все правильно, Сорока, — говорит она, — лев отправляется в свою клетку. Маленькая девочка изображает львиное рычание, а Ида откидывается назад. Они вместе смеются.
У меня мелькнула мысль, когда-то, в забытые всеми времена, моя бабушка была счастлива.
Я засунула цирк обратно в коробку. Свет потемнел. И я снова почувствовала себя нормально. Я взялась за другую коробку с игрушками, которую принес Джексон.
Коробка с пустыми банками для консервации. Коробки с посудой. Проектор, упакованный вместе с двухсторонними слайдами. Ящик с консервами времен 1940х годов.
Джексон поставил передо мной сундук. Он был наполнен холстами. Я вытащила один. Пятна краски превращались в тяжелые лозы с цветками глицинии, спускались с крыльца около входа в кухню Дома Эмбер. Я поднесла картину к свету, чтобы посмотреть кто автор.
— Хм, — вырвалось у меня.
— Что?
— Художник Энни МакГиннес.
— Это не…
— Моя мама, — кивнув, ответила я.
— Вау, — ответил он. — Достаточно неплохо.
Я вытащила ещё одну. Мазки, слившиеся в лицо симпатичной рыжеволосой девушки, с навечно застывшей легкой улыбкой. Она была похожа на маму, но с мягкими кудряшками на детском лице. Я проверила подпись. Энни МакГиннес.
Я просмотрела остальные картины: парусник на Чесапике, идущий против бури, солнечный свет, озаряющий зеленые по-весеннему поля вокруг крошечного Дома Эмбер; ещё один автопортрет моей мамы на скамейке окруженной опавшими листьями; малышка в викторианском платье, сжимающая Злобного Мишку. Все заполнены светом. Все отражают воображение кого-то, захваченного увиденным. Я проверила подписи на каждой. Все картины были нарисованы Энни МакГиннес.
Я понятия не имела, что моя мама умеет рисовать. Почему-то я чувствовала себя преданной — как будто она десятилетиями скрывала себя за этими рисунками. Оставив мне замену, оборотня, который всего лишь выглядел как кто-то, кто однажды был Энни МакГиннес.
Я сложила холсты обратно, затем заметила этюдник, сложенный на дне сундука, маленький и почти незаметный. Это был ещё один шанс увидеть лицо моей матери до того, как она превратилась в нынешнюю застывшую личность. Я вытащила его, затем заставила себя закрыть крышку сундука.
Подняв глаза я увидела, что Джексон наблюдает за мной. Выражение его лица было добрым, но я не хотела жалости. Здесь не было ничего особенного. Я сжала зубы и пожала плечами.
— Есть ещё что-нибудь?
В ответ он тоже слегка пожал плечами, выражение лица снова сменилось на нейтральное, которое он так часто использовал. Он толкнул вперед две одинаковые коробки с папками.
Я сорвала ленту с первой. Она была полна семейных фотографий. Самые новые были со мной в младенчестве. Они показывали прошлое, прошли через десятилетия, от детства моей бабушки в бледном шерстяном пальто и черных ботинках на пуговках до солдата в форме времен Первой Мировой Войны и семейства в конном экипаже.
— Я хочу забрать их отсюда, — сказала я Джексону. — Я хочу найти для них другое место, чтобы я могла рассмотреть их и не объясняться при этом с мамой.
— Ты можешь снести одну из коробок по лестнице?
— Думаю, да. — Я попыталась приподнять одну.
— Я возьму другую, — сказал он, беря коробку под левую руку, а в правую — лампу. Мы проскользнули через дверь. Я балансировала, держа коробку на приподнятой левой ноге, затем я запечатала ту часть прошлого моей семьи на месте.
Мы засунули коробку под кровать в западном крыле, затем Джексон покинул дом через оранжерею. Когда я подошла к своей комнате, свет у Сэмми был включен. Я просунула голову в дверь и обнаружила, что он шепчется со своим медведем. Он посмотрел на меня и легонько моргнул.
— Сэм. Что ты делаешь? Предполагалось, что ты уже должен спать.
— Хорошо, Сара. Я снова засну.
— А что тебя разбудило? Плохой сон?
Он улегся, и я подошла к нему и подоткнула вокруг него одеяло. Он проговорил.
— Хочешь послушать мою песенку, Сара? Она про паука.
Я села рядом с ним и наклонилась, чтобы удобнее было слушать. Я сказала: «Начинай».
Он улыбнулся и вытащил руки из-под одеяла. Он начал петь жутким голосом.
— Берегись доброй матушки, берегись! — Он скрючил пальцы в форме когтей. — Она скрывается на чердаке и под лестницей. — Он прошелся пальцами по моей руке в такт с текстом. — Так что если ты собираешься вынюхивать, тебе следует поостеречься. — Он начал вытягивать, добиваясь большего ужаса. — Потому что она может УКУСИТЬ кого-угодно, — и я подпрыгнула, потому что его пальцы рванулись к моей шее в притворном укусе, — кто попадет в её логово. — И он захихикал. — Я поймал тебя, Сара.