Когда свет стал тише, я увидел уже знакомый, но совершенно преобразившийся зал. Всё блистало золотом и серебром, пылали свечи на люстрах, интерьер множество раз отражался в зеркалах. Кружились в вальсе пары в элегантных разноцветных нарядах, у двери смирно стоял лакей, покручивая трость.
Шёл бал, люди смеялись и подпевали простому мотиву, звенели бокалы, и тросточка чуть слышно постукивала об пол. Моя собственная голова разрывалась от мыслей в неосязаемой пустоте.
Я двигался. Или это вообще был не я? Кажется, это Капитан. А я – зритель, его зрение и слух. Что он хотел мне показать?
Наклонив голову к груди офицера, отчего я и не увидел сразу, в его объятьях кружилась молодая женщина. Светлые, почти белые волосы сплелись в узкую длинную косу, скользившую по стройной спине до талии. Миниатюрную фигуру облегало белоснежное платье, внизу опускавшееся до пола, а сверху оставляющее открытыми её хрупкие узкие плечи.
– Ивонет, царица моя, это совершенная жуть! – Капитан, как оказалось, разговаривал спокойным баритоном. – Мои ноги выучены маршировать, а танцевальные забавы для них просто пытка и ты это прекрасно знаешь!
Женщина наконец подняла взгляд. Пожалуй, она не была писаной красавицей. Но большие и глубокие голубые глаза, а ещё изящные, обведённые тёмной помадой губы и резкие прямые черты вместе с совершенной чистотой кожи притягивали взгляд и не отпускали.
– Мой капитан, я видела, как вы упражняетесь в фехтовании и в плавании, не смейте обманывать меня в отношении ваших способностей к красивым движениям, – голосок той, кого назвали Ивонет, звенел хрусталём, с заметным акцентом, холодным и несколько тяжёлым, кажется, немецким.
Её губы расплылись в по-детски светлой улыбке:
– Каждый раз, когда мы появлялись в свете, А<…>, – она назвала его по имени, которое я никак не мог вспомнить после, – Вы жаловались на свои ноги, постыдитесь поступать так же хотя бы у себя дома!
– Не будь твой голос сладким ручейком, твои слова ранили бы меня, как кинжалы, – Капитан чуть не смеялся. – Жаль, что дам не развлекает звон сабель, я бы предпочёл дюжину тренировок одному вальсу.
– Вы предпочли бы злющего вооружённого мужчину вашей возлюбленной Ивон? – теперь её губы обиженно сжались, но не успел мужчина ответить, она хихикнула. – Я знаю, что нет, конечно нет, простите!
Прикрыв свои чудесные глаза, женщина приподнялась на цыпочках и прикоснулась к щеке Капитана, после мгновенно ткнувшись личиком в его грудь: – Ох, А<…>, мне всё ещё неловко.
– Ивонет, все здесь – близкие мне люди. Тебе нечего смущаться, тем более что вскоре наша помолвка полностью избавит тебя от этой, признаюсь, весьма очаровательной, неловкости.
Ивон снова захихикала и ещё раз его поцеловала. Краем глаза я заметил, что в зал заскочил ещё один слуга, что-то быстро шепнул лакей и оба с тревогой выскользнули за дверь.
Через минуту обе двери распахнулись и лакея туда уже втолкнули, он отшатнулся к стене, утирая кровь с лица. В помещение, чеканя шаг, прошли солдаты в тёмно-зелёных кителях. Двенадцать построились четырьмя рядами, положив руки на ружейные ремни. Тринадцатый, невысокий и смуглый, в чёрной фуражке, встал перед ними. Танцующие пары замерли и зашептались, музыка оборвалась.
- Как понимать это вторжение? – Капитан разомкнул объятия и повернулся, стараясь заслонить собой спутницу.
Он мгновенно отбросил грацию танца, голос из бархатного стал железным:
– Немедленно назовитесь, господин унтер-офицер, как подобает перед старшим по званию, иначе я прикажу охране вас вышвырнуть!
– Молодчики у ворот арестованы за сопротивление представителю власти советов, я – не унтер, и уж тем более не «господин»! – Последнее слово незваный гость с шипением процедил сквозь зубы.
Он обвёл взглядом зал и остановился на Капитане:
– Рабоче-крестьянской Красной Армии комиссар Рябинин, прибыл в вашу резиденцию, товарищ капитан, по сигналу от доверенного анонимного лица о возможной организации «белого кружка», с целью оценить обстановку и, при необходимости, принять меры!
После таких слов, шёпот гостей затих.
– Принять меры?! – Капитан сдержано улыбнулся и обвёл ладонью зал, – Как видите, никакого «кружка» не обнаруживается, мы с госпо… – он осёкся, ухмыльнувшись. – Мы с товарищами наслаждаемся танцами и пищей, кулинарной и духовной. Или, прошу прощения, танцы теперь тоже запрещены Советами?