— А когда оженишься, позовешь, познакомишь со своей женой и ты меня, — предупредил участковый и икнул: правду говорит, не иначе…
Шепелев промолчал. Однако участковый не обиделся — и так много чего о нем узнал, достаточно. Только что вуз окончил, один сын у родителей, сельских учителей. Когда собрался поступать в пединститут, то мать была против: «Лучше, сынок, учись на тракториста...» Сын тогда никак не мог понять ее — гордилась бы, что собрался продолжать ее дело… Он не послушался, поступил на филологический. И вот сейчас едет в деревушку с интересным и загадочным названием Хутор. Словно догадавшись, что к селу молодой учитель относится настороженно, участковый объяснил:
— Не думай, дружище, что если Хутор — то это хутор и есть на самом деле. Не утаиваю, нет: раньше и в самом деле тут было всего три подворья. Но то раньше — мало кто и помнит. Сегодня же наша деревня большая и солидная, да и школа у нас средняя. А это о многом говорит. Или не так?
— Видимо, так.
А вон и деревня показалась на взгорке. На солнце ослепительно ярко блестел купол церкви. Участковый, и это хорошо видел учитель, улыбнулся уголками губ:
— Приехали!
А немного помолчав, спросил:
— Ну и куда ты теперь, учитель? Может, ко мне? Закрепим, так сказать, наше знакомство, а? Тебе же все равно некуда идти, поскольку в нашем Хуторе ты человек чужой. Надо авторитет заработать, чтобы своим стать. А как же. Подсоблю, если слушаться будешь.
— Я не против.
— Договорились!
Однако планы участкового расстроил директор Саксонов, который уже встречал автобус на остановке. Участковый это сразу понял и, приблизившись к нему, не скрывал радости:
— Это я тебе, Павлович, привез учителя. Я! Подивись, какой молодец... Принимай, Павлович! Встречай! — и легонько подтолкнул учителя вперед.
Саксонов протянул Шепелеву руку:
— Жду, давно жду, — на лице директора засветилась широкая улыбка. — Не помню уже, сколько лет. Но — много. Так что прошу ко мне. И вы тоже, Егорович…
— К тебе так к тебе, — замялся сначала участковый, но ход событий его, похоже, удовлетворил полностью. — Если бы и не пригласил, Павлович, скажу тебе откровенно, все равно потянулся бы к тебе. После города мне хочется всегда посидеть среди умных людей. Хотя в райцентре мы посовещались сегодня на удивление быстро и успели, так сказать... Но это к делу не относится. Я — ваш раб на сегодня. Ну так что, потопали?
— Потопали, — кивнул директор и зашагал впереди.
Участковый всю дорогу тараторил, а молодой учитель только слушал: понимал, что ему пока надо быть учтиво сдержанным.
В тот же день весь Хутор решал стратегическую задачу — где будет жить новый учитель. Последнее время жилье не строится, а в то, что для учителей соорудили когда-то подрядным методом, не втиснуться. Дед Цыганок (он когда-то еще пацаном пристал к табору, да так крепко, что еле отец выманил его оттуда, с того и пошло — Цыганок да Цыганок, к тому же немного и похож на цыгана — такой же черный), выкладывал в местном магазине свою версию:
— Дилектор сморозил тут, что квартеру свою отдал... Дурак, хотя и грамотный. Раскидон. Скажи кому — не поверят. А так он ба жил у себя, как и жил, а у Суклеты — хлопец-учитель, было бы удобно. И школа рядом, и Суклета уже без квартирантов этих, говорят, жить не может. Тянет ее к умным людям — и точка. Она с ними быстро общий язык находит. Ну, если бы, к примеру, я приютил квартиранта? О чем бы я с ним балакал? Привел человека в хату — поговорить же надо, а у меня узкая специализация — деревенская, от борозды и плуга документ. А Суклета уме-е-ет, она специалист по учителям…
С Цыганком согласились все, кто находился в магазине. Оно так: у Суклеты было бы учителю хорошо. Но у нее занято, там живет самый главный учитель. Так что от ворот поворот. Кто-то из мужчин кивнул на продавщицу и заведующую в одном лице Лизку:
— Взяла бы парня. Мужик что надо. Красивый-й!
Лизка хмыкнула, стряхивая сахар с совка в полиэтиленовый пакет:
— Сильно я ему нужна с хвостом!
«Хвост» у Лизки в самом деле имеется — двое ребятишек у нее, а муж где-то собакам сено косит. Если не пропал совсем. Как уехал за длинным рублем лет сколько назад, то ни слуху ни духу. Напарник, Петька Шалапут, который с ним был в Москве на заработках, поговаривают, как будто бы передал Лизке, чтобы уже не ждала. «Он с армянами схватился, те вывели его из вагончика, и больше Хлебореза (в армии резал хлеб на кухне на весь полк) никто не видел...» Может, и правду говорил? Однако же, учитывать надо, пьян был Петька как тютька, когда распространял этот слух. Обычное для него состояние. Разве мало под градусом чего можно наболтать?