Ян в клуб вошёл. Он назывался "Куб"
(сам куб там был, для танцев на пилоне;
очередной изгибистый суккуб
держал вниманье на груди и лоне).
Впускали строго с двадцати и одного
(прожитого на свете годика) в него.
Курортный город! Чистое сияние!
На отдых едут в пенсию, с детьми,
а также отдохнуть от наказания
того и этого. Гостиница – для них.
Чтоб ощутить дух юности и свежесть,
порою превращаемся мы в нежить.
Отставим наблюдение за Яном.
Тот и без глаз с "окон" не пропадёт.
«Хозяин сам себе – всему хозяин», –
перефразируя латинский наш оплот.
Прекрасно отношусь к мужчинам римским.
И Лора тоже, верная… их списку.
В себя пришла не сразу, но явилась
на встречу: всё, как полагается, с умом.
Метафизические дебри испарились.
Весь фокус их собрался на одном.
Так было проще, потому что чётче.
И Лора уловила это точно:
– С тобой, – сказала в воздух, – нет ответов.
Но и вопросов, когда ты есть, больше нет.
Я чувствую себя, как всю планету.
И, существуя, источаю свет.
Знай (даже, если больше не увидимся):
я оправдала мир тем, что в нём ходишь ты.
Или… да, тем, что вижу сквозь тебя,
как человека. Взглядом озарённый
моим, ты совершенен. Вся земля
в нем падает к ногам твоим влюблённо.
Сейчас скажу: душой и для души.
Но лично… Я – могила, хоть души.
Из-под земного светит образ и подобие.
Звучит твой голос извне и во мне.
Восплачь, блудница вавилонская! Он подобрал
момент отличный, чтоб явиться, точно в сне.
От самого утра гнело предчувствие.
Заранее я знала. Что приснилось ведь! –
Бессвязной стала дальше речь и странной.
А мир блистал в связи всего со всем.
Кино не помнила, вблизи быв от экрана.
Зато сочла шрамы с лица его. Их семь.
Впервые оказалось, что с Инессой
нельзя делиться: родником, не лесом.
Метания сестрицы чуть с приветом
та слушала, пытаясь понимать.
Но, видя, как зима сменилась летом,
остереглась влюбленность приписать.
«Совсем на Лорин почерк не похоже», –
так думала. Но чувствовала всё же.
У близнецов есть внутренняя связь.
Обманывают мысли, а не сердце.
Сестры расшифровать хотела вязь,
и… отхватила щедрой горстью перца:
представим счастье с горем пополам,
чтоб состоянье прояснилось нам.
– Куда ходила ты сегодня утром? –
настаивала та, кто зрил вполне.
– Да так… Гуляла. – Ну а честно? – В бухту
и дальше я прошлась… – Зачем врёшь мне?
Ты можешь надурить так маму, стены,
но не меня! – Инь… море по колено
мне стало. Что-то щёлкнуло и встали
все вещи будто на свои места.
– Ты с кем-то встретилась? – Я встретилась с мечтами
своими. В них – живая красота.
– С кем-то конкретным? – Знаешь, это словно
я вижу мир, где спят все поголовно,
а я проснулась. – Тринити, кто – Нео?
– Хорош, а, – засмеялась Лора, встав.
Прошлась по комнате, слегка (нет, очень) нервно. –
Живём в воде, не видя батискаф.
И думаем: касаемся друг друга.
Но, стоит вынырнуть… – Да то любовь, подруга.
– Нет, нет, – перепугалась, – слово это
из лексикона стёрла я давно.
Способность настоящего поэта –
всё описать… вокруг. Обвив, как нож
плющом. – Не понимаю, что такого страшного.
– Что, показав бессмертье, рушит в смерть. Как с башни вниз.
Мы вне воды не можем жить, как рыбы.
Увидев истину, нуждаемся во лжи.
– Но если… – Нет, родная, не "могли бы".
– Но вдруг… – Без кожи? Как же, удержись.
Нет. Инь, – гримаса правой стороной, –
я… на момент, но стала, как… тобой.
Такой, какой была б, не будь разрыва.
– Ты бредишь. Лора, милая… Не плачь!
– Что в тебе прямо, во мне будет криво.
Сама себе я – жертва и палач.
Нет, к лучшему! Жить просто буду, зная
реальность… силы, что объединяет.
Русалочка ходила по ножам,
чтоб оказаться из Вещей – в Идеях.
– Не понимаю. – Ну, Платон их описал.
Один из тех, пред кем благоговею.
Так вот, русалочка отдать решила хвост
и жизнь свою, чтоб чуть… пожить всерьёз. –
Обрушилась в кровать, сказавши, сразу.
Сказался боком ей же – честный крик её.
И, обладая черезмерной "базой"
от головы – для ощущенья дикого,
припомнила: до встречи смерть звала.
Смерть слышала. Позвали, и пришла.
(заметки на полях) Кассандра [1]
Напророчила себе Кассандра
Трои крах, под пеплосом носимой.
Не так страшно зарево пожара,
как, предвидя, быть пред ним бессильной.