Стоим, курим, трендим за жизнь. И так затренделись, что не заметили, как над нами возвеличилась высокая, в длинном кожаном плаще, узкоплечая фигура Первого Секретаря.
- Ну, шта..., Олег вы тут, понимаешь..., расхлестались? Напились как ....ээээ....поросята в сисю пьяные, понимаешь. Поздно уже. Вы что же, не учитесь што ли? Шумите! Танюшка моя вот уже вторые сутки из дома не выходит, к сессии, понимаешь, готовиться, сосредоточиться не может из-за вас. Хочешь...ээээ....отцу неприятностей навалить? А шта... я ведь устрою.
- Борис Николаевич, - Интеллигент в Сисю Пьяный мелко затряс головой, - да мы сегодня экзамен все втроём на пятёрки сдали. Тоже перед этим две ночи не спали, вот с устатку и срубило нас.
- А шта сдавали то - смягчился Ельцин.
- Да Историю КПСС и Политэкономию, - ни на секунду не задумываясь, выпалил Ленинмаркс.
- О! Танюшка тоже сдаёт завтра её же. Все меня просит подсказать, а я уж...эээ...понимаешь, забыл всё. А шта пили то? Гадость дешёвую, поди?
- Сморозите себе, эта... здоровье.
- Да нет, Борис Николаевич, благородный американский напиток - "Джек Данил", отец из командировки, из Венгрии привёз, - Олег уже понял, шта беда проходит стороной.
- Шта за "Джек" такой? - вздохнул Николаич, - Ну-ка, дай....ээээ...поглядеть.
Интеллигент полетел на вялых ногах в кухню и приволок коричневую, прямоугольную бутылку.
- А шта рюмку то не принёс? - с укоризной выдавил из себя Первый. - Ладно, стой, не беги, - увидев не скоординированные телодвижения, Олега.
Отвинтил пробку, засунул пол дула во влажный рот и сделал храбрый, сладкий глоток.
Помолчал.
Долго молчал.
Засунул пол дула во влажный рот. Глоток ни сколько не хуже первого.
- Ээээ.... я пойду Танюшке скажу, что вы её, понимаешь, по поводу завтрашнего экзамена проконсультируете.
- Да какие дела, Борис Николаевич, - засуетились, затарабанили мы, - поможем, обязательно поможем!
Первый пошел грузно наверх, и через минуту представлял нам, (мне и Ленинмарксу, Олежка то её уже знал) Танечку-красавицу. Высокая, стройная блондинка, с большими, прекрасными, немного навыкате, добрыми глазами, она могла бы стать украшением любого журнала, даже "Корея Сегодня". Загорелое лицо Танюши на фоне розовой водолазки смотрится свежо и рубиновые глаза плещутся на лице задорно, с наглецой знающей себя красоты.
Вот тогда я подумал, опустив глаза, чтобы не выдать чувства своими, красивыми, но мутными зрачками, что никогда не будет у меня, дурака, такой красивой, ладной жены.
- Ну, шта, замерли, идите, понимаешь...., грызите эту КПСС и Политэкономию. А я пойду, пройдусь. Завтра сессия Облсовета, надо вступительное...ээээ...понимаешь, слово обдумать.
- Да иди уже, папа, - томногрудно сказала Танюша. - Мы справимся.
Первый пошел. В кармане его плаща отчетливо фигурировала своими прямоугольными боками бутылка "Джека Дэниелса".
Танька затолкала нас своими учебниками в проем дверей, махнула папе на прощанье ручкой и потом, легко плюхнувшись в кухне на стул и оглядев с некоторой неприязнью бутылки плодово-ягодных, вопросила,
- Ну что, мальчики, с чего начнём?
- Есть пиво, - тихо сказал Интеллигент, - и... коньяк. Только папа строго настр...
- Начнём с коньяка, - перебила его Танюшка.
"Зис ис май тайп оф вумэн". Это уже я подумал.
Шта случилось потом, как проходила подготовка к завтрашнему экзамену, лучше не говорить. Убьют.
Эх, Танюха! На следующий день ведь на пятёрку отчиталась по этой Истории и Политэкономии. Ни какой "Курвазье", (два малыша по 0,75 выпили), её не брал.
Я, кстати сказать, к тому времени не был еще таким лакированным алкоголиком, как сейчас, или даже годом позже этого события, способным переносить все невзгоды боевого неординарного питья в любых неординарных условиях.
Всякое употребление "жёсткого" спиртного поверх плодово-ягодных вин действовало на меня однозначно. Сумбурная тошнота и короткий глубокий сон после этого. Поэтому многие меня замечали спящего в туалетах в общежитии на Июльской 22.
То же самое произошло и здесь, хотя я всеми силами старался держать свой желудок в руках. Однако когда элитарная компания переместилась в мягкую гостиную, и усталое, омраченное постоянным напряжением тело утонуло в велюровом чешском гарнитуре, силы покинули меня, и я невнятно удалился туда, где должны находиться такие как я.
Через небольшой промежуток времени, равный короткому, но крепкому сну алкоголика, тело вышло из точки отсчета протрезвления, туалета, со страшной вонью и сухостью во рту.
Тело прошло по длинному коридору с множеством дверей. Остановилось вперед одной, что вела в гостиную, и тупо уставилось на полуголых людей, сидевших на полу, на ковре вокруг двух бутылок французского конька и трёх банок горбуши и учебников по Политэкономии.
Ленинмаркс, Интеллигент и Танюшка сидели и играли в карты на раздевание.
Звучала лёгкая музыка в исполнении ВИА "Земляне".
Тело, по-английски, без прощания, вынесло меня на лестничную клетку, и на уровне первого этажа, напротив милиционера-охранника, душа в теле осознала, что её зовут Михрюта Уржаков. Круглые часы над ментом показывали два часа с чем-то ночи.
На набережной Исетского пруда в эту ноябрьскую ночь было сыро, плохо падал снег. "Шел тихий снег и падал на ресницы вам..." - запелось мне. Но в продолжении своего запева я вдруг услышал откуда-то справа, от стоящей неподалеку "Волги" с номерами 00-01 "...всё можут короли, всё можут короли...".
Первый стоял у заднего правого колеса и левой рукой направлял из бутылки алкоголь потенциальных противников во влажное отверстие рта, напевал в перерывах между глотками А.Б. Пугачеву. Другая рука в это время направляла устойчивый мочеиспускательный процесс на задний протектор.
Наши песни слились воедино.
Мало смущаясь молодого студента-алкоголика, Борис Николаевич вальяжно застегнул ширинку, поёжился худыми, покатыми плечами и, поправляя полы гестаповского плаща, медленно ворочая языком, произнес: - "Ну, шта..., студенты, ...напоили меня. Как жа я, понимаешь... завтра на сессию Облсовета выйду... а?
Постучал зачем-то ногой по обоссанному колесу "Волги".
Потом повернулся ко мне всем своим сутулым фасадом, поправил редкие кудрявые волосы и, тяжело глядя в мои добрые глаза, протянул бутылку, выдавил:
"Хороший, понимаешь, напиток вы мне подсунули, интересный, эээ ... понимаешь... благородный!" И после традиционно долгого молчания, - "Ну шта..., добьешь?"
Это прозвучало как приказ. В противном случае ректор Коротковский, царство ему небесное, будет проинформирован об аморальных и недостойных того действиях студентов в самую первоочередную... эээ ... понимаешь... очередь.
"Да с удовольствием добью" - подумал я, проводя сухим распухшим языком по не менее сухим, куринной жопкой, губам.
Но следующая мысль? "Ааааа! Не хочу, не буду!!!"
До дна бутылки "Джека" оставалось с палец (Ельциновский палец) толщиной янтарной, благородной свежести. Однако всю эту благородную свежесть сверху короновала в палец же толщиной белая пена. Поскольку напитки вискового формата, как всем известно, не пенятся, не трудно было догадаться, что пена эта представляла собой тугую, трудовую слюну товарища Первого Секретаря Обкома.