- Три! ... - Обезьяна размахнулась головой вниз и прыгнула.
Вдруг с палубы кто-то крикнул: - "Акула!!!", - и все мы увидали в воде спину морского чудовища
- Назад! Назад! Вернись! Акула!!! - закричал капитан
Но обезьяна не слыхала и падала быстрее прежнего. Капитан, бледный как полотно, не шевелясь, смотрел на обезьяну. Обезьяна сначала не слыхала того, что ей кричали, и не видала акулы, но потом увидала, и все мы услыхали пронзительный визг.
Визг этот как будто разбудил капитана. Он сорвался с места и побежал к пушке. Он зарядил ее, повернул хобот, прилег к пушке, прицелился и взял фитиль.
Мы все как один, сколько нас ни было на корабле, замерли от страха и ждали, что будет.
Как только тело обезьяны коснулось воды, раздался выстрел, и мы увидали, что капитан упал подле пушки и закрыл лицо руками.
Он плакал.
Что сделалось с акулой и обезьяной мы не знали, дым застлал нам глаза.
СОЛОВКИ
За всю многолетнюю боевую историю Внутренних Войск МВД СССР нападение на пост Номер Один с целью похищения Боевого знамени части происходило только дважды.
В первый раз - в далекие тридцатые годы на Соловецких островах. Когда после посещения лагеря труда без отдыха Председатель Союза Писателей СССР Максим Горький так и не смог разглядеть и осознать сквозь радужную оболочку своего пенсне, какие ужасные злодеяния творились на этой забытой Богом земле, политзаключенные решили своими силами, по крайней мере, на короткое время, приостановить террор.
Похищение и уничтожение знамени означало немедленный расстрел начальника лагеря и замену состава караула, пригревшегося на крови заключенных врагов народа. Возможно, также это могло означать прибытие еще одной комиссии из "центра", и возможно, это дарило еще одну надежду избитым человеческим душам на то, что все происходящее здесь, а может и во всей Советской Стране, это какой то дурной, кошмарный сон.
План был прост - уборщик караульного помещения, один из заключенных, подсыпает в пищу караула смесь трав, способную легко усыпить лошадь.
Смесь приготовит тетка Мотя, тертая москвичка, травница, тянувшая срок за "попытку отравления начальника ЖЭКа" тов. Скупицина, пытавшегося в свою очередь залезть к ней, болезной, в постель с совершенно однозначными, пошлыми помыслами - то есть отшоперить.
Знамя стащит "Москва", профессиональный карманный вор, залетевший в "политические" тем, что стырил портфель у зазевавшегося прохожего, который оказался местным профсоюзным работником Медведковского райкома Профсоюзов, несшим в свою очередь последнюю секретную директиву по уборке территорий района.
Знамя будет уничтожено в топке буржуйки в бараке номер 4 немедленно по доставке оного.
Историю эту поведал в момент приёма "горькой" мне мой родной дед, служивший в ВОХРе на Соловках в те самые годы.
Весь этот скабрезный план рассказали начальнику лагеря сами же враги народа, не без помощи, правду сказать, тонизирующе-провоцирующих средств принуждения к разговору. Ну, там иголки под ногти, расшатывание передних зубов одним пальцем - это самое малое из тонизирующего...
А я до сих пор с честью храню ручку с самопишущим пером итальянского производства от самого Максима Горького, глыбы-человечища, которую писатель-гуманист "презентовал" деду, как самому достойному из достойных, по определению начальства Лагеря, охраннику врагов народа на Соловецких Островах.
Это определение моего деда, как самого лучшего конвойника, очень даже понятно глазу.
Мой дед пресёк эту бездарную попытку похищения Боевого Знамени Части, так же как годами позже пресёк такую же попытку его родной внук, ваш покорный слуга, Майкл Стенли Гейтс, блин душа.
Всё очень просто. На моего деда не действует никакой дурман. Ни наркотики, ни, тем более, трава какой-то доморощенной знахарки.
У нас в роду все были стойкими алкоголиками по мужицкой то линии.
Годами позже врачи не могли провести ему полную анестезию при операции рака поджелудочной железы. Всю операцию дед провёл бодрствуя. Всё что на него подействовало, это полтора стакана водки, влитые в него уже при ведении операции. Дед стал просто весёлым парнем, и всё происходящее воспринимал как игру в счастливый случай.
Случай, однако, оказался несчастливым и мой дед, Александр Михайлович Булгатов, скончался от рака вышеупомянутой железы.
Такие дела.
За попытку проведения операции по похищению Знамени десятки колонистов лагеря Соловки были уничтожены, так же как сотни других в возможной причастности к этому делу.
Это уже из воспоминаний Иорика Ровновича в книге "Пугающий всех Генералиссимус", прошедшего весь этот ад Сталинских лагерей два раза. Как он сам про себя думает.
Холокосты эти всякие - это ведь ужасная штука. Это ведь не дай Бог каждому русскому пройти через такое. Не дай Бог!
Правда, пацаны!?
Такие дела.
Мой дедушка об этом не знал, как и не узнал, вообще никогда, так как был переведён сначала за хорошую службу ближе к исторической Родине, то есть в Башкирию, на охрану строительства секретного Машиностроительного Комплекса по производству танков "Клим Ворошилов" в Черниковке, что неподалеку от Уфы, а потом ещё в более теплое место, в Москву, на Лубянку, на охрану конспиративной порно-квартиры любимца пионерии, товарища Лаврентия, сами знаете кого.
Откровенно сказать, дед никогда об этом участке своей тревожной жизни не рассказывал. Однажды только, после того, как я ему поведал ему в пьяном угаре какие у нас в Архе тетки классные, красавицы да злоебучки, дед загадочно усмехнулся в окладистую бороду и вымолвил протяжно, - "Ты ишшо баб то красивушших и баскушших по прасски не видел. Во, каких"! И руками так сделал, как в фильме "Бриллиантовая рука".
Бабка, конечно, догадывалась о его приятных во всех отношениях похождениях военного времени. Чертом хромоногим его называла.
Такие дела брат, любовь.
КОМСОМОЛЬСК-НА-АМУРЕ
Через короткие две недели безумия, по возвращению в боевую часть ВВ МВД СССР номер 6705 я чуть не охренел, узнав, что Коперникова посадили в тюряшечку и его, по всей видимости, ждет не менее года активного отдыха в зоне общего режима.
А случилась такая вот бадья. Как я уже говорил, Колюна не любили в части ни сослуживцы, ни офицерьё.
Не ставили никогда в караулы, не доверяли даже оружие чистить. Максимум на что его бросали так это в ночную чистку картофана. А тут вдруг командир решил его попробовать хоть один раз поставить на вышку, на периметр.
Поставить то поставили, да только не дали ему, бедолаге, в туалет сходить перед сменой. А стоять то три часа, это вам не мелочь по карманам в ЦУМе на Площади пятого года в городе-герое Свердловске тырить. Правда, Прокопич?
Ну и так уж ему приспичило похезать по крупному, что слез он с вышечки, отложил автомат в сторону и принялся за своё грязное дело.
А тут как назло майор Бучнев с проверкой постов идет. Один, без сопровождения, без начальника караула. Идет и видит, ебтать!, боец под вышкой сидит и срет. Ну, подошел поближе, остановился, дал Колюну даже жопу подтереть, достал пистолет Макарова и говорит, - "Давай-ка сейчас, боец, то, что навалил, а навалил ты много, по-взрослому, съешь. А если ты это говно не съешь, я тебе как на духу говорю, я тебя прямо здесь заколбашу, мать твою маковку!"
А Колюну то, что делать, приказ выполнять надо. Сел он на земельку, на коленочки на полах туалетных пообтертые, и, под наведенным дулом, стал щепочкой свои фекалии поедать. Стошнило его пару раз конечно, не без этого. Бучнев видит, что парень старается и уже до слез раскаивается в содеянном, и говорит, - "Ну ладно, прощаю тебя, вытри рожу свою и давай назад на вышку, я с тобой еще в караулке поговорю". Поворачивается и собирается уходить.