Она вылезла из постели, выдвинула ящик стола и вынула свой дневник. Она ведь может забыть завтра положить его в вещевой мешок. Светлая полоса высветила толстую тетрадь в ее руке. Тетрадь была в красивом пурпурном переплете, и на ней блестела маленькая медная табличка, на которой было выгравировано две строчки: «Дорогой Даниэле от брата Гарри». Она начала листать дневник:
«…Ученики и ученицы гуляют в свое удовольствие по тропкам городского сада. Некоторые, перегибаясь через перила деревянного моста над озером, бросают крошки хлеба белоснежной красавице лебеди, плывущей по водной глади как зачарованная княгиня, погруженная в мечты. Сад и все мы, стоящие здесь, принадлежим ей. Небеса и солнце — ее друзья. Она ведь разделяет с ними общество и, наверное, пригласит их для визита вежливости ночью, когда луна погружается в воды озера. Она не нуждается в людской милости, но, когда мы бросаем ей крошки, хлеба, она тут же приплывает к мосту, гордо осматривается кругом, погружает свой красивый клюв в воду и быстро вынимает его, описывая полукруг своей белой шеей; она грациозно проглатывает свою добычу, поворачивается и уплывает по зеркальной глади воды. Она вся величественна и грациозна — высокомерная нищета…»
Как только Даниэла стала засыпать, из сумеречного сада возник белый лебедь и приблизился к ней. Белая полоса нежного света, льющегося в окно, превратилась в освещенное озеро. Лебедь раздвоился: теперь пара белоснежных лебедей плывет вдоль длинного деревянного моста. Даниэла стоит на чужом, незнакомом ей берегу. Вода в озере потемнела от густого красного цвета. За ее спиной проносится бесконечное множество вагонов и выглядят они, как пьяные накануне воскресного дня. Даниэла поворачивает голову назад. Среди снопов искр стоит Гарри. Все красно. Гарри тянется вверх, увеличиваясь в росте, он уже головой упирается в небо. Его окутывает белое облако, он весь покрыт им. Он смотрит на нее широко открытыми, окаменевшими глазами. Внезапно белые лебеди простирают над ней светлые крылья. Они защитят ее и укроют. Даниэла бежит по длинной дороге. Ноги подкашиваются. Еще немного, и она упадет. Она кричит. Но крик стоит комом в горле и никому не слышен. Внезапно она падает с большой высоты в глубокую пропасть, падает, падает…
Когда Даниэла очнулась и открыла глаза, звон электричек еще сотрясал ночной воздух. И в ней все сотрясалось. Холодный пот покрыл лоб. Она чувствовала большую усталость, словно в самом деле только что остановилась. Пережитый во сне кошмар не покидал ее. Все виделось, как наяву, страх тоже был настоящий, как от пережитого на самом деле.
Белая полоса света падала ей прямо на голову, проникая от угла открытого окна, как остро отточенный длинный стальной штык. Казалось, что этот штык вонзился острием в стену около ее постели.
Небо над городом было чистым и голубым. Солнце теплых августовских дней стелило свои лучи по серому нагретому асфальту улиц, по которым ученицы школы «Знание» шагали к вокзалу. Легкий ветерок шелестел в волосах девочек. Даниэла шла в первом ряду, возбужденная и ликующая от радости. Это была ее первая экскурсия. Она увидит окружение Мицкевича, ее любимого поэта, стихи которого она знает наизусть. И самое главное: счастье от ожидаемой внезапной встречи с Гарри.
Она еще не знает точно, как устроится ее встреча с братом. Сначала она думала послать ему телеграмму, но потом отказалась от этого: если Гарри заранее будет знать о ее прибытии, то для него не будет никакого сюрприза. Нет! Лучше, если она приедет в Краков неожиданно для него. Она подождет его у выхода из дома. А когда он выйдет из ворот, она пройдет за ним несколько шагов, нагонит его и деланно равнодушным тоном скажет:
— Может, господин располагает временем пригласить одинокую девушку на предобеденную короткую прогулку?..
Как это будет чудесно!
Все веселит ее.
Она легко шагает; рюкзак хорошо прикреплен к спине. Она его даже не чувствует. Ее дождевик сложен и привязан поверх рюкзака. Это мама настаивала, чтобы она взяла с собой плащ. На этот раз она не посмела ей противоречить.
Даниэла шагает, и сердце ее наполнено радостью. Она в хорошо подогнанных спортивных гамашах, плотно облегающих ее стройные ноги; лицо ее — светлый шоколад, длинные ресницы кладут пленительную тень на мечтательные голубые глаза.
Отец Даниэлы, хоть и попрощался с дочерью рано утром до ухода на работу, не находил себе места от беспокойства. Какое-то потаенное чувство тревоги заставляло его вернуться домой, наказать еще раз Даниэле, чтобы она не забывала писать им открытки с дороги. Но он уже не застал ее дома. Детская была пуста. На столе блеснул забытый ею медальон. В спешке, очевидно, Даниэла забыла надеть его на шею