волками. И, конечно, теперь у меня есть ты.
Она улыбнулась.
– Да. Есть.
– Как я и сказал, человек вряд ли сможет разбить мне сердце. А вот Дом –
да.
Ветви начали опускаться, пока не коснулись его свободной руки, не
прижатой к ней.
– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его
по плечу.
– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его
щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин
научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог
быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но
при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.
Гэвина любили.
Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.
– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.
Теплый ветерок пронесся по двору и принес с собой запах весны и тепло
летнего дня посреди зимы.
***
Они не скоро ушли оттуда. Дэлайла была поглощена всем вокруг, но все
еще побаивалась, как много Дом может услышать или увидеть. Он мог заметить
и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз
представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.
Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом
отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она
понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько
еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как
во дворе Гэвина?
Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она
удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.
– У тебя есть телефон?
– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на
лбу.
– Ты его купил?
Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал
«Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:
– Я вернусь в девять, – и отключился.
– У тебя есть комендантский час?
– Конечно, – смеясь, сказал он.
– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?
– Он не всегда видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из
его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. –
Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не
думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во
время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень
переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.
Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было
на самом деле.
Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее
действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же
вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии.
Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью
рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий
вскрик, который он ловит своим ртом.
Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский
час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в
тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его
глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные
стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.
– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда
есть в банке.
Дэлайла пришла в себя.
– Что?
Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и
приключениях, которые они видели.
– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.
Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:
– Я говорю о том, откуда у меня телефон.
– Банка живая?
– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я
с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.
– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.
Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала
себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и
дальше будет так улыбаться.
– Меня еще не называли «обычным».
– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.
– А тебя? – спросил он.
– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.
– А ты не такая.
– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле
понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное
в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости
вырвется и вцепится в него.
– Не думаю, что ты такая, но ты точно не обычная, – сказал он.
Потянувшись вперед, он поймал прядь ее волос и накрутил на палец, скользнул
по ней и легонько потянул. – Очень даже необычная. И когда ты так на меня
смотришь, я хочу провести языком по твоим губам, пока еще не село солнце.
В ее груди грохотало, как от промчавшегося табуна лошадей.
– Ты можешь.
Он сделал вид, что не услышал, и тихо сказал:
– Никто еще на меня так не смотрел.
И она ему верила. Она сама никогда и ни на кого так не смотрела.
– Почему бы тебе не поцеловать меня?
– Боюсь, тогда я не смогу остановиться, а ты опоздаешь домой.
Она представила злое лицо отца и встревоженное – матери, как они сидят
на кухне поближе к часам.
– Может, этого того стоит.
Он закусил губу, словно думал о поцелуе. Нежная красная плоть побелела, когда он сжал ее зубами. Он был для нее очень важен. Он был самым
чувственным человеком из всех, кого она видела. Дэлайла закрыла глаза.
– Думаю, тебя нужно целовать долго-долго, – прошептал он.
Она резко выдохнула и зажмурилась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы он
остановился, но при этом она надеялась, что он этого не сделает.
– И не только целовать. Что бы я почувствовал, если бы ты укусила мое
плечо? Или если я укушу тебя в ответ – понравилось бы тебе?
Дэлайла подумала, что ей бы понравилось, она просто знала это. Эта
неизвестность и опасная тьма в нем притягивала ее, но еще сильнее ее влекло к
Гэвину его искренность: он говорил, о чем думал, и не стеснялся того, что
отличается.
Она хотела открыть глаза и увидеть, какой он, когда говорит ей такое, но
прежде чем успела, ощутила легкое прикосновение его губ к ее, как его пальцы
обхватили ее талию, и острый укус на своей нижней губе. Боль заставила ее
вскрикнуть и захотеть еще.
– Завтра скажешь, понравилось ли тебе.
Когда Дэлайла наконец открыла глаза, идущий по дороге Гэвин казался
черной точкой вдали.
Глава десятая
Он
Гэвин рассказал своей Комнате о произошедшем сегодня с Дэлайлой,
умудрившись не превратиться во влюбленного поэта. Как она улыбалась, как
смогла остаться смелой, как казалась крошечной рядом с ним. В комнате стало
тепло.
– Я устал. Разговоры с ней сложные. Она словно смотрит на меня и читает
мысли. Я ничего бы не смог от нее утаить.
В комнате стал холодно.
– Она уже была здесь, Комната. Она знает о тебе, ты уже не тайна. И ты ей
понравилась.
Края Одеяла приподнялись, обнимая Гэвина. Кто же знал, что все предметы