– Точно! Эдвин Миллер. Ох уж он был и развратником, а? – заметила ее
мама; ее голос буквально сочился ядом.
– Это ты о его брате Дугласе.
– Крутил не меньше чем с пятью девушками в нашем классе. С Розмари
точно. А еще с Дженнифер и Деборой.
– Угу.
– Что с ним случилось? Я слышала, из-за него были проблемы у юной
девушки…
– Никогда о таком не слышал.
– …переехавшей на другой берег Миссури, но это рассказывала
Дженнифер, а ты знаешь, что она никогда не бывает в курсе, что творится на
самом деле…
И даже чувствуя клаустрофобию Дэлайла по-прежнему хотела, чтобы здесь
с ней был Гэвин. У нее даже не осталось одежды, что он одолжил ей.
Медсестры сказали ее родителям принести чистую. А его вещи, видимо, лежали
теперь в мусорном контейнере на заднем дворе отделения скорой помощи. И
теперь, уехав оттуда и перестав чувствовать необходимость защищать Гэвина, она наконец начала осознавать реальность произошедшего. Зародившись в
правой руке, дрожь поползла вверх по ее плечу, а в грудь вонзилась паника, оставшись там ледяной глыбой.
Это ведь все было безумием, да? Что на нее напал его дом, а обвинили в
этом его, а теперь ей сделали перевязку и напичкали лекарствами, а Гэвин ушел.
Был ли он в порядке? Не арестовали ли его? Или он уже вернулся туда, домой, и пытался смириться с тем, что его дом сделал с Дэлайлой и с ним самим? Эта
тревога занимала ее мысли, и хотя снаружи было холодно, Дэлайла опустила
стекло, нуждаясь в глотке свежего воздуха.
– Дэлайла Блу, – прикрикнула ее мама, прерывая свой рассказ. – Закрой
окно немедленно, не то заработаешь себе пневмонию!
Она подняла его, но зажмурилась, пытаясь дышать, думать… Пытаясь
осознать все это.
***
Когда они добрались домой, не было ничего по-семейному уютного:
никаких посиделок в гостиной, вопросов о случившемся или о ее самочувствии.
Ее родители собирались вернуться к вечерним делам, но она их остановила, спокойно и решительно проговорив:
– Гэвин этого не делал.
В ответ только звенела тишина.
– Я знаю, что вы так думаете, – с нажимом продолжила она. – Знаю, что и
доктор МакНейлл так думает. Знаю, вы что-то говорили Гэвину в комнате
ожидания. Я слышала, как вы на него кричали. Но вы ведь его видели. У него
огромные руки. Схвати он меня, было бы что-нибудь похуже, чем этот ожог.
– Нам сказали, что твоя рука была… разодрана, – прошипел ее отец,
недовольный ее раной. – Участков кожи просто нет.
После его слов рука под повязкой и не смотря на действие обезболивающих
заболела.
– Что не означает, будто это сделал он.
– Если бы ты только рассказала кому-нибудь правду о случившемся…
– Ты бы мне не поверил, пап.
Отец направил на нее долгий и возмущенный взгляд, после чего вернулся в
родительскую спальню, где смотрел новости.
– Постарайся не спать на левом боку, милая, – прощебетала ее мама, когда
она направилась наверх, чтобы почитать. – И не забудь вымыть руки и лицо
перед сном. Кто знает, что ты трогала весь день.
***
Сразу после одиннадцати в доме Блу воцарилась тишина. И эта тишина
была той, какую Дэлайла признала нормальной для неподвижного дома. Было
слышно постукивание труб и гудение вентиляторов, но никаких призрачных
сердцебиений, никакого движения, нападения или слежки. Она успокаивала
себя объяснением, что эти духи в доме – призраки или полтергейст, кто бы ни
был внутри него, – могут переселяться из предмета в предмет, из одного места в
другое, даже под землю или в провода, но все же сама жизнь не могла
передаваться, как инфекция. Ее нельзя было так распространить.
«Как тогда это работает?» – лениво размышляла Дэлайла. А потом мысли
стали истеричнее, ведь эффект обезболивающего пусть медленно, но ослабевал, и рука начала болеть, вспыхивая огнем с каждым ударом сердца.
Как он нас слышит?
Как следует за нами?
Что именно оживляет это безумное и опасное пространство?
Она еще толком не думала об этом, и теперь, спустя много недель с того
момента, когда ей стоило задуматься над этим, казалось таким глупым и
наивным пугаться самого чуда его существования. Но с первой догадкой –
появившейся в дальних уголках сознания – что однажды ей придется
уничтожить дом, она поняла, что должна узнать ответы.
Она закрыла глаза, размышляя о том, что точно знала:
Дом и все в нем было живым.
Дом проследовал за ними в парк через некую сеть трав, корней и деревьев.
Дом мог проникать в предметы, что Гэвин брал с собой – трехколесный
велосипед, и любые другие мелочи, которые он мог положить в карманы.
Свитер, в котором она была в доме, тоже оказался одержимым. Это не было
сном.
Что-то случилось с ее отцом, когда он вмешался в дела Дома. Может, Дом
управлял и бакалейщиком Дейвом. Пытался ли он проникнуть в ее сознание в
первый день? Чем были те призрачные пальцы, прижимавшиеся к ее вискам?
Они пытались захватить ее? Дом злился, потому что Гэвин хотел быть с ней, или потому что не мог ею управлять?
Мог ли дом управлять всем, что оказывалось в его пределах? Как далеко за
пределы города распространялось его влияние?
Сердце грохотало в груди. Она должна поговорить с Гэвином.
Дэлайла вдруг стала уверена, что он не был дома, и что он не вернется, пока
не убедится, все ли с ней в порядке. И когда на дедушкиных часах в гостиной
пробило полночь, Дэлайла схватила юбку и простую рубашку, открыла окно
спальни и выбралась из комнаты, цепляясь за водосток здоровой рукой. Она
соскользнула одной ногой с выступа, глубоко вдохнула и выбралась из окна, стараясь телом прижиматься ближе к трубе. Пальцы почти сразу разжались, и
она так быстро съехала на землю и так жестко приземлилась, что воздух с
кашлем вырвался из ее легких. Уж чего точно ей не было нужно, так это
вернуться в отделение скорой помощи с переломом руки, появившимся, когда
она пыталась сбежать и увидеться с парнем, которого ее родители обвинили в
ее избиении.
Голова кружилась от удара при падении, руки и ноги казались тяжелыми и
слабыми от убывающего эффекта перкосета. Она остановилась на газоне и
огляделась. Холод проникал под рукава рубашки и окутывал кожу, словно сам
воздух хотел сказать ей, какая это плохая идея.
И снова деревья склонились к ней, а небо, казалось, исчезло во тьме. Но в
этот раз Дэлайла посмотрела на ветки над головой и зашипела:
– Еще раз меня тронешь, и потеряешь его навеки. А может, уже потерял.
***
Дэлайла не знала, как Гэвин научился пробираться, но он был именно там, где она и рассчитывала, – в темной комнате для репетиций в фургончиках за
школой, склонившийся над пианино. Он поднял голову, когда она открыла
дверь, глаза его округлились, но наполнились невероятным облегчением.
– Прости, что ушел, – выпалил он. – Я хотел остаться, но…
– Знаю, – перебила она. – Отец повел себя ужасно с тобой, да?
Гэвин провел большой ладонью с широко расставленными пальцами по
лицу.
– Ты в порядке?
– Все хорошо. Немного лекарств и повязка, и я снова в строю.
Он кивнул, оглядывая ее, словно убеждая себя, что ранена только ее рука.
– Эй, послушай, – сказала Дэлайла, приблизившись на шаг. – Я хочу, чтобы
ты кое-что сделал.
Он посмотрел на нее с мольбой во взгляде.
– Что угодно.
Дэлайла протянула небольшую стопку вещей, которую забрала из его
шкафчика.
– Хочу, чтобы ты надел это, – сказала она, положив вещи на пианино.
Гэвин уставился на нее.
– Ты хочешь, чтобы я переоделся в спортивную форму?