ближайших соседей. Его крик все равно никто бы не услышал.
Гэвин снова почувствовал запах грязи. Он не знал, почему, но в голове
всплыла фраза: «свежая могила». Он не знал, откуда исходит запах, и не
разорвал ли себя Дом от верха крыши до самой земли. Пахло гнилым мясом и
червями, и его тошнило, в то время как он пытался дышать ртом.
Гэвин жаждал то чувство, когда он не обращал внимания на странности
Дома, какое у него было всего год назад. Хотел свою комнату и теплую постель.
Но больше всего он хотел Дэлайлу. Он хотел, чтобы она была в безопасности.
Гэвин теперь понимал, что даже если выберется как-нибудь отсюда, сбежать он
не сможет. Та доброта, что жила здесь и присматривала за ним, исчезла, здесь
остался лишь монстр. Он последует за ним и здесь, и на улице, и по сотне улиц.
Будет охотиться на него, пока не вернет, а потом он останется здесь навеки.
Может, Дом не знал, что он не останется прежним и что если он убьет его, не
появится снова маленький Гэвин или Гэвин с мороженым с рожком
мороженого, который изображен на фотографии в коридоре на втором этаже. Те
Гэвины тоже умрут.
Дом словно читал его мысли, и что-то скользило вокруг него, стягиваясь.
– Ш-ш-ш, – шипело это нечто. – Ш-ш-ш.
Наконец, на миг – всего на миг – потому что страдал, был испуган и ничего
не видел в темноте, Гэвин позволил себе заплакать. Дом еще не убил его. Он
выжидал. И если они знали друг друга так хорошо, как он думал, Гэвин знал, чего именно тот ждал.
В одиннадцать часов у банка будет ждать его Дэлайла, как они и
договорились, и она поймет, что он не придет. Дом это знал. И что она пойдет
его искать в надежде спасти. Дом и это знал.
Он пока что не убил Гэвина, потому что тот был наживкой.
Глава двадцать девятая
Она
Добравшись до крыльца, Дэлайла поняла, что не продумала миллион
деталей, пока стояла здесь в почти полной темноте. А именно: будет ли дверь
открыта? Или же ей придется разбивать окно? Она посмотрела на топор в руке
со смесью облегчения и страха. Были ли окна из стекол или из чего-то, пропитанного духами, что не могло разбиться?
Из-за тяжелой деревянной двери раздался звук – низкий стон, словно из-
под земли вырывался ветер, раскачивая дом, пробиваясь наружу через планки
на крыше и сквозь закрытые окна. Дом знал, что она здесь. Она закрыла глаза, успокаивая дыхание.
Вот и все.
Дэлайла брала силу у каждой героини, которой восхищалась: Баффи,
сжимающая в кулаке кол. Мишон со сверкающей катаной. Керсти Коттон
против Пинхеда. Джинни против Джейсона. Кларисса Старлинг против
Ганнибала Лектера, Алиса Джонсон против Фредди Крюгера – оба раза.
«Дом ждет твоего поражения».
Ее застила идти вперед только одна мысль: если бы мог, Гэвин открыл бы
дверь, а значит, он этого сделать не смог и был пойман внутри, и –
пожалуйста, хоть бы он был жив. Она протянула руку к ручке и, подавив
испуганный вскрик, отскочила, когда на деревянной поверхности двери что-то
появилось – морды кричащих монстров, претерпевших ужасные пытки, с зубов
у них капала кровь, а когти были такими огромными, что могли разрезать ее
пополам. Они появлялись и кружились перед ней, наступали и отступали, тянулись к ней, а Дэлайла с ужасом подумала: что, если один из них вырвется
на свободу?
Со стороны тротуара закричала Вани:
– Ты должна войти, Дэлайла!
Она оглянулась через плечо и увидела, как Давал и Вани бегут из машины
за дом. Прерывисто вдохнув, Дэлайла быстро пробилась через клыкастых
демонов, закричав, когда один порезал ее предплечье. Когда его зубы впились в
нее, она ударила его свободной рукой и схватилась за ручку.
Дверь дрожала перед ней, но ручка легко повернулась, и она ввалилась
внутрь, упав на деревянный пол. Дверь тут же громко захлопнулась за ее
спиной. Одновременно с этим хлопком все звуки из-за двери исчезли, и она
оказалась взаперти. Оглядев полуразрушенное пространство перед собой,
Дэлайла подумала под бешеный стук сердца: смогут ли снаружи услышать ее
крик?
Дом выглядел заброшенным: мебель разломана, стены просели и были
покрыты мокрыми пятнами. С потолка и в каждом углу толстыми пыльными
завитками свисала паутина. У камина валялась куча обугленных поленьев, а пол
устилал пепел, словно грязный снег. То, что сохраняло это место новым и
ухоженным, покинуло нижний этаж. Дэлайла даже успела представить, что
попала не в тот дом. Что Гэвин переехал дальше по дороге, а в последние
четыре месяца этого монстра рисовало лишь ее буйное воображение. Но
гудящий скрип половиц наверху дал ей понять, что на втором этаже что-то
ждало ее в засаде.
И где-то там был и Гэвин.
Дэлайла задрожала от холода. Холод беспокоил ее больше треска, ведь
треск хотя бы раздавался вдали. Этот холод был неестественным, он спускался
с потолка, морозный и густой, растекаясь по ее коже. Леденящие прикосновения
скользили под воротник ее блузки, по руками, груди и ребрам. Дэлайла закрыла
руками грудь, обхватив ладонями локти так крепко, что смогла почувствовать
твердую шишковатую форму костей. Она позвала дрожащим голосом:
– Гэвин?
Треск прекратился, и ее окутала тишина.
«Так странно, – подумала она, – что тишина ощущается такой огромной и
поглощающей».
Дэлайла всегда думала, что в подобный момент она будет или храброй, или
немой от ужаса, но ничего из этого она сейчас не чувствовала. Она была
встревоженной от страха и вслушивалась сильнее, чем когда-либо, в любой
возможный человеческий звук.
Но последовавший звук был совсем не человеческим. Из-за неизвестной
двери слева донесся дикий рев, он ощущался холодом, когда добрался до нее.
Холодный, надломленный и зловещий.
Эхом раздавались звуки треснувшего дерева и ломающегося пластика.
Дэлайла сглотнула комок паники, ощущая собственное бешено колотящееся
сердце, и оттолкнулась от перил, чтобы идти дальше. Она поднялась по
лестнице, стараясь подавить страх, возникший от царящей вокруг пустоты; вся
мебель собралась в одной комнате, чтобы напасть на нее.
– Гэвин? – позвала она, подпрыгнув от удивления, когда в полуметре от нее
ожил телевизор. Почему она не заметила его раньше? Он бесшумно
придвинулся к ней?
– Гэвин? – собственный голос эхом вернулся к ней из темного ящика –
трескучая и пустая копия ее голоса. – Гэвин, твой дом собирается убить меня, и ты никак не сможешь помешать.
– Нет, – ответила Дэлайла, шагнув вперед и прижавшись к стене коридора, чтобы пройти мимо телевизора.
Топор громко звякнул по пластику, напугав ее еще сильнее.
– Скажи, где он.
Ее голос рассмеялся в ответ, приторный и насмешливый.
– Мечтай, Дэлайла.
В ответ на происходящее Дэлайла ощутила собственные тихие истеричные
всхлипы, вырывавшиеся из груди и поднимавшиеся по горлу, вылетая наружу.
Голос, исходящий из телевизора, из узнаваемого превратился в высокий
ужасающий визг:
– Не плачь, не плачь, плакса, не плачь, не плачь, плакса, плачь, малышка, плачь.
Она могла застрять здесь, испугавшись ожившего телевизора,
приблизившегося к ней. Могла затеряться в этом моменте, когда сердце бьется
так сильно, что можно всерьез испугаться возможности умереть, и когда
ожидающее наверху настолько пугает, что от страха прошибает в пот, стискивает горло, а по щекам льются слезы.
«Или, – глубоко дыша, думала она, – можно подняться наверх и пустить в
ход топор».