Юнас вздрогнул, услышав громкий выстрел, попавший прямо по плечу ненормального и заставивший его отпустить руку парня. Понимая, что это шанс, Юнас бросился прочь, слыша позади себя ещё два выстрела, но не решаясь оборачиваться.
Юношу всего трясло, когда он шел по городу. Он не замечал никого, пытаясь успокоить самого себя, понимая, что если бы псих схватил бы его в городе, то никто из этих людей ему бы не помог.
«Все тут мои враги. Весь город мой враг. Только во особняке я нужен…» — думал про себя Юнас, нехотя поднимаясь на второй этаж, очень не хотя, но всё же заходя в квартиру.
Сейчас юноше было хуже, чем когда-либо. Рука болела, тело тряслось, голова гудела. Весь город казался юноши адом, и лишь особняк Орхис святил лучиком света во всей этой кромешной тьме. Всё, чего хотел Юнас, — это уйти в комнату и плюхнуться на кровать, никого не видя и не с кем не говоря, но случиться это было не суждено.
— Явился! — с порогу услышал парень злой голос матери. — Где ты был весь день? Нам звонили со школы, сказали, что ты не пришёл на занятия и… — мать не договорила, поскольку вышедший из комнаты мужчина без вопросов подошёл к своему пасынку, с силой ударив кулаком по его лицу. — Не надо! — закричала женщина, но не стала подходить и продолжала смотреть на то, как её сына бьют ногами и руками.
— В больницу жаловаться пошёл, да? Мразь поскудная!
Удар.
— Да как ты посмел, ублюдок!
Удар, удар.
— Да ты опозорил меня на весь город, мелкая тварина! Бью тебя, да? Удары хотел запечатлеть, да? Вот тебе удары!
Удар.
— Кхе! — взвыл юноша, ощущая головокружение и боль во всем теле.
Юнас дрался и часто, но удары подростков никогда не сравнятся с ударами взрослого мужчины. Юноша впервые ощущал такую боль в теле, в душе и сердце.
— Милый, прошу, хватит! — выла Джулия, и то ли из-за её мольбы, то ли из-за усталости бить, Нут прекратил свои действия, уйдя допивать свой пиво, напоследок кинув:
— Это был урок. Запомни его.
Юнаса всего трясло. Ему было так больно, и та боль в руке не сравнится с тем, что ему нанесли сейчас. Парень оказался полностью избит. Джулия присела на корточки, начиная мягко гладить сына, приговаривая.
— Ну что ты творишь, а? Зачем провоцируешь? Сам же виноват. Теперь умнее будешь и…
— Не... навижу. — прошипел парень, дёрнувшись от руки своей прародительницы, — его… — медленно поднимался Юнас с пола, — весь этот… го… род... — хрипел парень, ощущая вкус предательства в душе, — И тебя!
Закрыв за собой двери, парень уткнулся в подушку, начав горько и громко реветь. Хоть мальчики не плачут, но Юнасу сейчас было так паршиво, что он не ощущал себя ни мальчиком, ни девочкой, ни человеком. Юнас ощущал себя пустым местом, до которого никому не было дела.
До приезда в город Юнас любил свою мать и готов был драться за неё, несмотря на её равнодушие к сыну и разгульную жизнь, но сейчас от того чувства любви не осталось и следа. Юнас ощущал, что ничего не чувствует к женщине, родившей его. Мать предала его, отдавшись чужому человеку, ставя его выше собственного дитя. Чтож, теперь и Юнас решил поступать так же, ставя свои интересы выше: "Семьи"
Закончив истерику, юноша перевернулся на спину, уже не ощущая жгучей боли в теле из-за невыносимого груза в душе. Особняк Орхус являлся словно другим миром для парня. Там ему было хорошо. Там его никто и пальцем бы не тронул, а наоборот, лечили бы при любой травме. Юнас ненавидел всех в городе, но в особняке все по-другому. Там все люди казались ему такими хорошими, и парень хотел быть с ними.
— Вот бы... Я тоже... жил там... с... Альвиссом… — проговорил парень своё заветное желание, медленно прикрывая глаза, не ведая, что желания имеют чудовищную силу сбываться, но не всегда так, как этого хотелось бы…
***
Утром всё тело Юнаса болело, но он все равно хотел отправиться на занятия, дабы потом пойти к другу. Вот только попытавшись открыть дверь комнаты, парень понял, что она заперта.
— Эй! Откройте мне! — кричал юноша, барабаня по двери, но ответа не было.
Выругавшись, парень двинулся к окну, но понял, что со своими травмами и рукой он вряд ли сможет спуститься.
— Да что за гадство! — двинул ногой по стене парень, отчего дверь наконец открылась, но это не обрадовала Юнаса, ведь за ней стоял Нут.
— Вижу, тебе уже лучше? Вот мазь и еда. Пару деньков надо будет полежать. Я уже сообщил в школе, что ты заболел, — строгим голосом изрек толстяк, умом понимая, что ему будет если кто-то увидит, что он сделал со своим пасынком.
— Как собаке подбрасываешь косточки? Боишься, что все увидят твои труды? — усмехнулся Юнас, понимая, что нарывается, но уже возненавидев отчима всем сердцем и душой.