— Я знаю. Я же изучил тебя, Флорина. Но тебе придётся принять факт того, что люди умирают слишком рано, а вампиры не особо усидчивы и стабильны.
— Ты тоже?
Томас вскидывает голову и прищуривается, глядя на меня.
— Ты тоже? — твёрже повторяю свой вопрос. — Мне нужно это знать. Мне нужно узнать о тебе столько, сколько я смогу. Я не хочу сомневаться в тебе, когда мы вернёмся. Я не хочу бояться, что останусь одна, и ты предашь меня. Прости, что упоминаю об этом и, вероятно, обижаю тебя, но я вот такая и не могу изменить себя за секунду и сделать вид, что ничего не было, и мы не пережили ад.
— Я понимаю, — медленно кивает он. — Я домосед. Не люблю шумные вечеринки и тусовки. Предпочитаю хорошее вино и книгу, свечи и тишину. Я ненавижу быть в центре внимания. Не приемлю измены, слишком много видел примеров перед своими глазами и то, что потом случилось. Нет. Я другой. Я спокойный, скучный и не лезу в войну между вампирами.
— Правда? — усмехаюсь я.
— Правда. Это было не моим решением. Мне пришлось. И мне не нравится быть королём, для меня это просто… пустота, ничего не значащая. Я не имею ничего против власти, она нужна, как и правила, но король… нет, я презираю всё это.
— Но у тебя отлично получается на самом деле. Ты хороший оратор, и ты умён. Ты мог бы…
— Нет. Это временно, — отрезает Томас. — Всё временно.
— Даже мы?
Томас поджимает губы и дёргает плечом.
— Не спрашивай меня о таком. Не надо. Я вижу только тебя на троне. Только тебя, а Стан рядом. Мои видения не меняются. Он стоит рядом с тобой. Меня там нет.
— Тогда как ты это видишь?
— Через тебя. Я часто что-то вижу твоими глазами.
— Тогда где ты? Ты ушёл? Ты умер?
— Я не знаю. Но это то, к чему я должен прийти, поэтому больше не задавай мне этих вопросов. Я не могу тебе на них ответить. Не могу. Если скажу, как тогда в самолёте, или предупрежу тебя о чём-то, то видения изменятся, и я снова буду тебя хоронить.
— А хоронишь меня ты? Или видишь чужими глазами?
— Я.
Я сглатываю, легко читая подтекст. Или он, или я. Третьего варианта не дано. Выживет один из нас, и это ужасно. Я не готова к такому раскладу.
— Но можно ведь менять будущее?
— Его лучше не менять. Я держу в уме одну картинку и знаю ход действий. Всё должно произойти так, как произойдёт. Ни больше, ни меньше. Только так, и никак иначе. Закроем эту тему, — отрезает Томас.
Я чувствую, как он злится, поэтому отступаю.
— Ты привёз сюда Рома? Когда? Соломон… я помню головы, — с болью в голосе произношу я.
— Это была не моя идея. Это его. Соломон решил, что так будет интереснее. Я его наказал и забрал оставшееся от тела Рома и его голову. Мы говорили до этого, и Рома выразил свои желания.
— Свечи цвета глаз его жены.
— Да. Рома с такой любовью рассказывал о ней. Он говорил про возлюбленных. Рома верил в них.
— Очень, — шепчу я. — Он постоянно рассказывал, как сильна любовь в его сердце. И я видела это. Он же не изменял своей жене, да? Он же был верен ей.
— Да. Когда они приезжали к нам, то Рома никогда не уединялся с кем-то. Он спал один или разговаривал со мной и с другими детьми, читал нам. Но он ни разу не поддавался на уговоры моего отца и Русо развлечься. Они даже смеялись над тем, как он верен женщине, ведь они бессмертны, у них может быть куча женщин. Но Рома настаивал на своём.
Я вытираю слёзы и улыбаюсь.
— Я так хотела, чтобы мой отец был похож на Рома, отчего даже заменила его Рома. Теперь я не знаю, был ли мой отец настолько великим, каким я его помню, или это плод моей фантазии. И когда умер Рома… я поняла. Поняла, что люблю его, как отца. Я потеряла отца. Я была такой жестокой с ним, холодной и противной. Ужасно, что невозможно вернуть время и всё изменить.
— Можно менять только настоящее, из-за него меняется будущее. Рома был хорошим отцом и другом. Но сейчас он с женщиной, которую любил до своей смерти. И он умер достойно. Он умер, как герой.
— Спасибо, — я поднимаю голову и улыбаюсь Томасу. — Спасибо, что сказал мне это.
Наши взгляды встречаются, и моё дыхание обрывается, а затем немного быстрее вылетает из приоткрытых губ. Зрачки Томаса увеличиваются, и меня затягивает внутрь. Моментально желание коснуться его появляется в моём теле и разуме. Это как наваждение.
— Пожалуйста. Ты не хотела бы…
— Так, несу десерт. Надеюсь, вы уже поели, — громкий голос Жозефины разрушает эту магию, и мы разрываем связь. На стол ложатся пакеты с кровью.