Замечаю, как Томаса начинает трясти от ярости. Он срывает свой камзол и швыряет его в стену. Затем он хватает кресло, в котором пять минут назад сидела я, и с ором бросает его в другую стену. Щепки, куски дерева, обивки и поролона разлетаются в разные стороны, и я взвизгиваю от страха.
— Ты! — он снова показывает на меня пальцем. Его глаза так ярко блестят злостью, отчего Томас, действительно, начинает меня пугать. Честно я боюсь его. Делаю шаг назад. — Мне так хочется тебя придушить! Боже, как же хочется!
Он трясёт руками передо мной, словно душит воздух.
— Ты… ты… чёртова дура! Один раз. Я просил тебя, быть послушной и тихой только один вечер. А что сделала ты? Ты хотя бы немного подумала о том, что тебя могут услышать? Ты подумала, что говоришь мне при других вампирах?
— А ты подумал? Ты так обиделся и разозлился, что дошёл до насилия из-за моих слов? Да ты больной! Ты просто грёбаный насильник и психопат! — на повышенных тонах отвечаю ему.
— Да! Да! Я такой! И это ты сделала меня таким! Ты! Ты… — его голос ломается, и Томас дёргает головой. — Ты.
Его лицо искорёжено мукой. Между бровями залегли глубокие складки, и он проводит по волосам рукой. Тянет их и рычит.
— Ты… ты это сделала со мной. Ты, — его хриплый и низкий тембр слетает с побелевших губ Томаса. — Ты. Ты ведь ни на секунду не задумалась над тем, как тщательно и долго я разрабатывал и строил свою репутацию холодного, безразличного и жестокого ублюдка, который легко убивает. Ты же даже на секунду не задумалась о том, что каждое твоё слово и поступок подставляют меня. Ты постоянно так делаешь. Ты болтаешь без умолку о том, о чём не должна. Ты говоришь, что думаешь, а порой стоит подумать, прежде чем сказать что-либо. Я просил тебя… боже мой, Флорина, я же просил тебя молчать, быть послушной и тихой. А ты даже этого не смогла сделать. И это ты вынудила меня переступить черту. Это ты сотворила из меня насильника и чудовище. Ты.
— Я? — задыхаюсь от его наглости. — Я? Нет, Томас, это ты родился таким изначально. Ты создан таким. Тебя приучили быть таким. И я не обязана думать о твоих нежных чувствах. О моих ты не подумал. Ты, чёрт возьми, изнасиловал меня перед всеми из-за каких-то слов! Ты притащил сюда невинных людей, которых отдал для развлечения своего чёртового клана! Мы так не договаривались! Я хотела тебе верить! Хотела, но ты не даёшь мне ни единого шанса! Ты то заботливый и влюблённый, а в следующую секунду насильник и жестокий тиран! И нет, я тебя никогда не прощу! Что бы ты теперь ни сделал, не получишь моего прощения! Нет!
— А мне оно не нужно, — качает головой Томас. Его плечи опускаются, и он горько приподнимает уголок губ. — Мне не нужно твоё прощение, потому что оно больше ничего не стоит. Ничего, как и ты.
— Вот опять. Ты унижаешь меня. Ты вынуждаешь меня защищаться! Ты вынуждаешь меня…
— Я просил всего лишь о нескольких часах послушания. Несколько часов. Всего сколько? Четыре часа против восьми для нас двоих. Какие-то четыре часа тишины. Твоего молчания. Но нет, тебе надо было открыть рот. Тебе надо было снова подставить меня. Тебе надо было вновь и вновь заставлять меня доказывать свою власть и силу. Ты же не подумала о том, что нас слышат. Ты не подумала, что Радимил или Соломон, которые жаждут убить тебя и меня, как и весь твой клан, всё слышат. Нет, ты не подумала о том, что мне нужно поддерживать свой авторитет жестокого ублюдка, чтобы никто… никто не догадался о том, что у меня есть свои слабости. А если кто-то решит, что сильнее меня и может противостоять мне, то он будет шантажировать меня жизнями Радимила или Соломона, но не твоей. Так я бы защитил тебя. Их жизни мне безразличны, но все считают иначе. И ты разрушаешь так тщательно выстроенные мной схемы. Но нет… нет… ты не подумала. Ты опять подумала только о себе. Ты подумала только о своих обидах. Ты подумала о своих прошлых пробелах, недополученных от родителей чувствах, но не о последствиях. Ты подумала исключительно о своей заднице, а не о моей. А я чаще думаю о твоей, чем о своей. Всего четыре часа… четыре часа, и этого ты не смогла сделать.
Я сглатываю от его слов, пронизанных разочарованием, и они вызывают внутри меня чувство вины, но сразу же прерываю наплыв этого горького привкуса. Напоминаю себе, что Томас вновь играет мной. Он играет. Томас поступил ужасно и жестоко. Он изнасиловал меня. Не стоит забывать об этом.
— Ты даже сейчас ничего не замечаешь. Не анализируешь, а просто говоришь то, что тебе хочется. Ты не задумываешься о том, как твои слова скажутся на других и на мне. Не задумываешься о том, что именно твои слова дают миллион шансов тебя убить, заставить делать то, что хотят другие, и манипулировать тобой. И ты постоянно это делаешь. Ты не знала меня и легко всё рассказала про себя, свою семью, открыла мне двери и показала потайные ходы в замок. Ты говоришь гадости мне в лицо, ожидая, что я буду улыбаться тебе? Нет. Я долгие годы создавал себе репутацию среди них и не могу за минуту, женившись на тебе, размякнуть. Это будет для них возможностью уничтожить меня через тебя и наоборот. Да, я не отрицаю, что наши споры полны оскорблений, но ты не должна была переходить грань. Ты перешла её. Ты перешла её, Флорина, и подставила меня. Ты меня подставила, — он сыплет в меня обвинениями.