— Мда, вряд ли в такую погоду хотя бы один вертолёт прилетит за тобой. Да и машины ты не дождёшься. В тебя ударит молния, и ты умрёшь, а вы даже не завели ни одного ребёнка. Сначала заведите ребёнка, чтобы моей семье было за кем присматривать, а потом совершайте глупости. Томас, даже не думай уходить. Я тебя отлуплю.
Я поджимаю губы, подавляя хохот. Отлупит? Томаса? Я бы на это посмотрела.
— А ты, — Жозефина переводит злой взгляд на меня. — Твой муж, твой единственный и любимый мужчина убегает от тебя, а с вашей свадьбы ещё и суток не прошло. Ваш брак начался ужасно, но ссоры бывают. Они всегда бывают, как и недомолвки. Главное, найти в себе смелость и обсудить всё. И вы это сделаете, но позже. Сначала оба поднялись наверх, я приготовила вам одну комнату на двоих, а я пока разогрею ужин, и вы поедите. Вы меня услышали?
— Да, Жозефина.
— Да.
— Вот и молодцы. Чтобы забеременеть, нужно хорошо есть, Флорина. Какие красивые дети у вас будут, я жду не дождусь, чтобы понянчить их, — Жозефина прикладывает руки к груди и мечтательно вздыхает. Господи.
Хватаю свою сумку и направляюсь к лестнице, как и Томас. Мы расходимся в разные стороны, и идём по коридору. Я стараюсь не смотреть на свою аллею смерти. Дохожу до своей спальни, как и Томас. Мы снова встречаемся, как и рассказывал отец в моих воспоминаниях. Только вот он был обманщиком и изменщиком. Поэтому дом любви стал для меня абсурдом.
— Хм, это моя спальня, — напоминаю я.
— Наша, — рявкает Томас и первым входит в мою чёртову спальню. Это просто нечестно. Здесь ещё куча комнат, но нет, он выбрал мою.
Когда я оказываюсь в спальне, то замираю, глядя на лепестки белых и розовых роз, разбросанных по полу и кровати. Со столбиков кровати свисают прекрасные цветочные композиции, да и сама спальня из тёмной превратилась в белую. Вся мебель тоже стала белой, а мои чёрные шторы превратились в белоснежный тюль и розоватые шторы.
— Что за чертовщина здесь случилась? — возмущённо и шокировано шепчу я. — Здесь, что, Снежная королева кончила?
Томас оборачивается ко мне и осуждающе выгибает бровь.
Я поджимаю губы. Я действительно говорю всё, что у меня на языке. Поняла-поняла, я хреновый разведчик и шпион.
— Ну как? Нравится? — у меня за спиной появляется Жозефина.
— Это ты здесь устроила этот… снежный… хаос? — медленно спрашиваю её.
— Я? О-о-о, нет, я…
— Жозефина, дальше мы сами разберёмся, — обрывает её Томас.
— Хм, я думала, что ей понравится. Столько труда вложено, — печально вздыхает Жозефина.
— Мне… ну… странно, — кривлюсь я. Что за хрень?
— Томас так старался. Он…
— Боже, Жозефина, встретимся позже, — Томас подлетает к ней и выталкивает старушку за дверь, громко хлопая дверью.
— Это ты сделал? — уточняю я.
— Нет. Я буду в библиотеке. Там и посплю.
Томас выскакивает за дверь, сбегая от меня.
Охренеть. Просто охренеть. Что они сделали с моей комнатой? Они покрасили её в белый, но не в ослепительно-белый, а в холодный белый. И всюду расставлены цветы. Я в жизни столько цветов не получала. Они, правда, везде. На полу, на кровати, на тумбе, в вазах повсюду. И я инстинктивно хочу скривиться, сказать, как противно здесь пахнет, но… взамен этого приходит ужасающее и шокирующее меня разочарование в себе. Никто и никогда не заботился особо обо мне, только Рома и Стан, но по понятным причинам, они не могли быть со мной всю мою жизнь и каждый час. Даже не припомню, чтобы мне дарили цветы, я их ненавидела. Но на самом деле я их жаждала и убедила себя в ненависти, чтобы как-то оправдать всех вокруг и то, что у меня ничего нет. И вот я стою в невероятной красоте, которую для меня подготовили, и утопаю в чудовищной боли.
Опускаюсь на колени и касаюсь лепестков пальцами. Они такие нежные и пахнут чудесно. На самом деле всё сделано чудесно, выбор мебели, цветов. Да господи, всё вокруг выглядит потрясающе. И мне неприятно признаваться себе в том, что мне нравится. Очень нравится. Это сделал Томас. Я уверена. Но зачем делать подобное для врага, если ты его не любишь? Зачем придумывать нечто романтичное и нежное, если всё фикция? Да-да, я сейчас думаю со своей позиции, как думала раньше. И вывод один — незачем. Человек, которому я безразлична, никогда бы не вложил столько труда в одну комнату, причём запомнив даже цвет моего дня рождения.
И снова слёзы капают из глаз. Но я хочу себя оправдать, мой друг, я не знала. Я настолько уже перестала всем верить, что просто не могу переступить эту черту. Воспоминания очень свежи. Это я виновата, да? Я, действительно, подставила Томаса? Я разрушила всё? Опять я?