Изабелла: Ты не ломбард, а долбо…б! (Запретную букву заглушает автомобильный гудок).
Первая девочка-дурочка: Эпик фэйл! Глюки в чате.
Вторая девочка-дурочка: Злой смайлик! Чёрное сердечко!
Гуманизавр: С животными проще.
Кадрильева: Вечная мерзлота.
Хароновна: Уехал в депо.
Шимпанзец: Фиксируем убытки.
Противень: Затемнение. Надпись: «Прошло десять лет».
Гуманизавр: Вскрыли без анестезии.
Кукушан: Провал на ровном месте.
Изабелла уходит с балкона, Говорящий Половичок достаёт амбарную книгу, быстро записывает.
– Милый Дневник! Сегодня был самый напряжённый день в моей жизни. Я не просто снова видел Изабеллу! Я заговорил с ней! Пишу сейчас и не верится! А ты сам веришь мне, мой Дневник?
И не просто заговорил, а даже поспорил! Она утверждала, что является ломбардом, ибо владеет моим сердцем. Я возражал, считая ломбардом себя, ибо владею мечтою о ней. Правда ведь, что спор у любящих – прелюдия к объятьям? И уж точно, что можно отвечать лишь смелостью на смелость!
О, какой день! Осталось в тени даже наше необыкновенное свидание прошлой зимой, когда она что-то кричала мне… Или на меня… А я не мог ответить, только стоял, чувствуя, как вокруг тает снег от жара страстей…
Воистину, я не был ближе к счастью, даже тогда, когда нашёл в её мусоре половину картофелины, на которой ножом была вырезана буква «л» – Любовь! Она скромна, таинственна и не спешит открыться! Я трижды прав, храня священную картофелину у сердца!
Злой Кукушан, которому я однажды доверился и показал картофелину, сказал, что это она просто так вырезала испорченное место! Вздор и дикость! Он сам – испорченное место! Коварный завистник! Вот именно из-за таких, как он, моя Изабелла и прибегает к условностям! Для некоторых худшее несчастье – это счастье других!
Она же, она… Так проста, что даже не заметила моей дерзости, обращения на «ты»! Светла как майская луна, добра, чувствительна к поэзии! Как благосклонно слушала, как смело принимала грудью волну моих стихов!
Как иронична, остроумна! Как ясно мыслит! Досадно лишь, что незнакомым словом она закончила беседу… Возможно, это латынь или греческий, она ведь так образованна…
Невероятно, что настолько райское созданье сумело разглядеть меня – пчелу, букашку… (Скрывается).
[1] Пьеса предназначена для чтения, ибо автор сомневается в существовании актёров, способных её сыграть. Впрочем, любители традиций могут читать с какого-нибудь возвышения, попеременно выходя в разной одежде.
Действие второе
Действие второе
Картина первая
Минерва с трудом пробирается куда-то по горам мусора. Алебастр тоже еле ползёт.
Минерва: Могучий Геракл! Что же это делается?..
Алебастр: Да, что-то странное и зловещее…
Чей-то голос: Идеалисту всё кажется странным и зловещим! Даже старые покрышки!
Алебастр: Ты тоже слышала этот писк? Эту мелкость бытия? Похоже на жужжание невидимого комара, пьющего кровь моих мыслей. Нужно каску надеть. За время жизненных битв нарастил бронебойную шкуру везде, кроме головы.
Минерва: Ты такой ранимый! (Падает в мусор). И противогаз надень, этот комар разносит интеллектуальную холеру!
Чей-то голос: Только пара идеалистов может быть такой невежественной! Комары не разносят холеру! Она возникает в сточных водах философии!
Алебастр (помогает подняться): Держись, дорогая! Жаль, что насекомое сбило меня с размышлений… Куда же я дел эту мысль?..
Чей-то голос: Не потеряй, она у тебя одна!
Минерва падает второй раз.
Алебастр (протягивает руку): Всё это суета, маленькие препятствия на пути предназначения. Как сказал поэт, «Смерть скроет всё, но до конца успеем мы подвиг благородный совершить. Людей, с богами бившихся, достойный».
Чей-то голос: Да не с богами биться нужно, а с оператором бытовых отходов!
Алебастр (не обращая внимания): Но как же много этих маленьких препятствий… Словно река жизни повернула своё течение прочь, а на излучине остался весь мусор… Впрочем, мусорный кризис символизирует кризис познания.