Маша и Глебов взяли кофе, булочки и нашли место за столиком — в углу, у окна. Там стоял большой красивый аквариум, но совсем неухоженный, поросший травой. За толстым стеклом в мутноватой воде плавали рыбки — красные, синие, желтые.
— Смотрите, — сказала Маша, — а вот и золотые рыбки.
— Ну, там свою золотую рыбку не поймаешь.
— А где?
— В синем море.
— Море большое, а рыбка маленькая. Где ее там найдешь?
— А вы представьте, что золотая рыбка у вас уже есть.
— Где же она?
— Т-с! Она перед вами. Разве вы не видите?
— Вижу, — ответила Маша, вступая в игру. — И она исполнит любое мое желание?
— Конечно! Ну, желание первое?
— Бифштекс с луком. Я голодна.
— Все исполнится.
— Скоро?
— А вы посмотрите, — Глебов показал в окно: там уже близко был берег и длинный мол с маяком. — Это Сочи. Будет вам скоро бифштекс с луком и прочее.
— И прочее! — подхватила она. — И вообще, сегодня у меня какой-то необыкновенный день.
На палубе басовито и густо пропела сирена — теплоход входил в порт.
Спустя полчаса Глебов и Маша сошли на причал. Уже темнело, небо стало фиолетово-синим. Торопясь, они вышли на площадь. После морских ветерков особенно душным был воздух — с запахом влажной земли, шашлычных, бензина, цветов и городского асфальта, который еще не остыл от солнца и зноя.
У морского вокзала они сели в такси.
— Шеф, — сказал Глебов, — вези нас на первой космической. Туда, где есть бифштекс с луком.
— И прочее! — добавила Маша.
— И прочее? — подмигнул им таксист. — Есть такое место. С цыганами.
— Хочу цыган, — сказала Маша. — Мое второе желание.
— Но учтите, — сказал им таксист, — там очередь, трудно попасть.
— Попадем! Проявим свое обаяние. Правда, Маша?
— Проявим! — подхватила она.
И такси лихо ринулось в шумное многолюдье улиц.
Им повезло, вскоре они сидели за столиком в ресторане, и перед ними пахуче дымилось горячее мясо, а в зале, круглом и звездном, как чаша небесная, на эстраде, схожей с цыганским шатром, звенели гитары и бубны и вихрем кружились цветные рубахи цыган, и пышные юбки цыганок, и яркие шали с кистями, и черные косы, и черные бороды, и кованые сапоги, и легкие туфельки, и Маша говорила, смеясь:
— Все исполнилось! Как в сказке. — Ее улыбка чуть погрустнела. — Помните, чем кончилась сказка? Осталась старуха… — Помолчав, Маша потрогала рюмку. — Однажды мы тоже сидели с ним, пили вино и смеялись — вот так же, как с вами, — и я поверила, что буду счастливой…
Ее слова заглушил оркестр. Красивый цыган, тонкий, гибкий, длинноволосый, в лаковых сапогах и голубой рубахе с шелковым поясом, вышел на эстраду со скрипкой. И когда стих оркестр, и стали слышны только гитары, и в зале умолкли все голоса, цыган мягко коснулся струны нитью смычка и вывел нечто печально-певучее, неуловимо знакомое Глебову.
— Очень знакомо, — шепнул он. — Где-то я это слышал. Но где?
— Не надо, — тихо сказала Маша. — Не надо больше ничего вспоминать — ни вам, ни мне…
Но он уже вспомнил и теперь был не с ней, а с женой, и не в зале, круглом и звездном, как чаша небесная, а в туристском автобусе с широкими окнами, катившем по заснеженной горной дороге. Нечто цыганское, печально-певучее слышалось из транзистора, который лежал у него на коленях.
Было это прошлой зимой в Польше: туда он и жена поехали вместе с группой туристов. После Варшавы и Кракова их, весьма утомленных архитектурой, музеями и модными кабачками, как-то утром разместили в «Икарусе» и повезли в далекие горы, в долину, известную зимним курортом.
Автобус катил по дороге, густо шел снег, и в его пелене чуть виднелись вершины, поросшие лесом. Все же Глебов узнал их: там, в скалистом ущелье, когда-то кайлил неподатливый камень. Он смотрел в окно на вершины, и то цыганское, печально-певучее, что долетало к нему из транзистора, было очень созвучно его невеселым раздумьям. Потом он услышал:
— Друзья!
Это включил свой мегафон переводчик-поляк по имени Янек, беловолосый и щуплый парнишка в нейлоновой оранжевой куртке и вязаной шапочке. Он изъяснялся с акцентом, старательно, в трепете перед русской грамматикой.
— Мы, — сказал Янек, — проезжаем места, где в оккупацию партизанил отряд поляков и русских. Мы увидим ущелье, где они совершили замечательный подвиг.