— И полюбили ее?
— Очень, — ответил Глебов. А всего удивительней то, что и он ей пришелся по сердцу, чем-то оказался достойным ее.
— А какая она? Расскажите…
Глебов посмотрел на нее — да вот она! Живая и близкая, та, которую встретил в далекие годы. Правда, уже не так молода, как в день их первой встречи, но все то же лицо с легким загаром, те же пепельно-светлые волосы и те же глаза — умные, добрые.
И Глебов стал говорить ей о той, им придуманной, и, может быть, Маша узнавала себя. Да, это точно была она, тут он ничего не придумал.
Все же Маша поверила:
— И она стала вашей женой?
— Иначе и быть не могло!
Она сказала задумчиво:
— Вы так говорите о своей жене… Вы ее любите?
— Жену? — Опомнившись, Глебов замолчал: совсем забыл, что женщина все понимает по-женски и во всем видит любовь и очаг.
Даже то, что он замолчал, Маша, наверное, поняла тоже по-своему — как его неохоту вслух говорить о любви. И видимо, решила более не касаться деликатной темы. Она помолчала, посмотрела на небо.
— Звезда упала.
— К счастью, — сказал он, готовый говорить и о звездах, лишь бы ничего не придумывать.
— Еще одна.
— Вам везет: столько счастья.
— Просто счастливый день.
Глебов облегченно вздохнул: они вернулись к легкому и безопасному разговору.
— Ну что вы еще хотите?
— Еще? — Маша задумалась. — Нет, боюсь. В нашей сказке нельзя терять чувство меры.
А он, кажется, его потерял и вдруг с болью подумал, что будет за это наказан.
— Вот разве потанцевать бы, — сказала Маша.
— Не успеем. — Он взглянул на часы. — Танцы — на корабле.
— Тогда шампанского. Хотела бы выпить за вас, за такого счастливца.
— Ну если так, согласен. Шампанского нам!..
Спустя полчаса они бежали по лужам через площадь у морского вокзала, торопились на свой теплоход. И знакомый, призывный гудок корабля летел им навстречу. Но хлынул дождь, и такой проливной, что они, не добежав до причала, укрылись под темно-зеленым каштаном. С веток капало, не помогла и газета, которой они прикрывались, и, вся промокнув, Маша ловила ладонью теплые капли. Глебов укрыл ее пиджаком, обнял за плечи и очень близко увидел глаза, светло-серые на смуглом лице, завиток ее мокрых волос, едва заметную родинку около брови и губы, влажные от дождя. Словно вернулся опять в свою сказку о той, им придуманной, и вот она снова, живая и близкая, была вместе с ним. И она тоже вся потянулась к нему, стала ближе, чем прежде. Но это длилось секунду: еще не успело смолкнуть эхо гудка, а она уже чуть отстранилась.
— Я много выпила. Я совсем потеряла голову. — Маша закрыла глаза, отдалилась куда-то.
— О ком вы вспомнили? О нем?..
— Нет. Не знаю. Все слилось — он и вы.
Еще обнимая ее за плечи, Глебов чувствовал, как дрожит ее тело. Будто она с чем-то боролась — с тем, что к ней подступало.
— Пора, — шепнула она. — Мы опоздаем.
Лил дождь, они бежали по длинному молу туда, где стоял теплоход, и Глебов крепко держал ее за руку, боясь потерять. Едва поднялись на палубу, корабль стал отходить. Они быстро пошли к своим каютам, и Глебов так и держал ее руку, не отпуская: сам открыл ее дверь и вошел вслед за ней.
Маша сразу посмотрелась в зеркало и поправила волосы.
— Боже мой, на кого я похожа!
Глебов снял с нее мокрый пиджак. Он стоял у нее за спиной и в зеркале видел ее и себя. Склонившись, он вдохнул запах волос — влажный, свежий запах дождя.
— Не надо, — тихо сказала она. — Ну, пожалуйста.
В зеркале Глебов увидел ее глаза: они потемнели и уже не смеялись.
— Не хочу быть виноватой.
— Перед кем? — не понял он.
— Перед ней, вашей женой.
— Женой? — Глебов вспомнил свою пустую квартиру и усмехнулся.
Его усмешку женщина поняла тоже по-своему:
— Нет, вы ее любите.
— Люблю? — удивился он.
— Да, вы так о ней вспоминали…
Она говорила о той, им придуманной, то есть о себе. Но не знала об этом. И Глебов понял: пора ему покидать эту сказку.
— Я расскажу…
— Нет! — остановила она. — Я сама виновата: поверила в свою золотую рыбку.
— А теперь не верите?
— Не знаю… Не знаю. — Она устало закрыла глаза. — Извините, мне нужно переодеться.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Но за спиной не слышался шорох одежды, как было днем, когда Маша раздевалась при нем, не смущаясь и доверяя ему.
— Ну нет, — грустновато улыбнулась она. — Вам придется уйти. Теперь это опасно. Да и я за себя не отвечаю.