— А знаешь, — сказал он, — идем-ка ко мне.
— К тебе домой?
— Ведь ты у меня еще не была.
— Но я в таком виде, с дежурства. Что подумают обо мне твои родители?
— Их нет, они в театре и будут поздно. Никто, кроме меня, тебя не увидит.
Спустя час уже в теплом углу, в тихой, пустой квартире, Тоня скинула плащ и прошла в его комнату.
— Твой стол, твои книги, — узнавала она, — диван, на котором ты спишь. Все, как я представляла.
Пока она с любопытством осматривалась, трогала книги и всякие безделушки, Баженов вышел на кухню и сделал кофе. Когда он вернулся, Тоня стояла у книжной полки и смотрела на фотографию маленького мальчишки где-то под пальмой на морском берегу.
— Какой смешной человечек, — сказала она. — Это ты?
— Нет, мой племянник Ванюша. Сын Люси, моей сестры. Он тебе нравится?
— Симпатичный. — Она улыбнулась: — Что ж, у нас с тобой будет не хуже.
Он шагнул к ней и обнял — всем телом, и с силой, не так, как всегда. Она уловила, о чем он подумал, вся сжалась и напряглась.
— Нет, нет, ты не так меня понял. — Она шутила, а голос дрожал.
Не слушая и целуя ее, он расстегивал кофточку.
— Не надо, — шепнула она уже строже и отвела его руку.
— Ты же сказала: у нас будет все…
— Не здесь, не сейчас…
— Ты не бойся, никто не придет, мы одни.
— Все равно, тут все чужое, пойми, я еще не привыкла, только ты свой и близкий. — Тоня робко прижалась к нему. — Ведь я с тобой, я всегда буду с тобой, и у нас будет все, только дай мне привыкнуть, пожалуйста.
Не было в ней ни смущения, ни притворства, и ни в одном своем слове она не лукавила. И, уловив, что и он, веря ей, заставляет себя удержаться, помогла ему тем, что шепнула совсем об ином:
— Кофе уже остывает. Мне хотя бы глоточек. Можно, ты не обидишься?
Они стояли обнявшись, в комнате было темно, только в окно, сквозь капли дождя, сбегавшие по стеклу, падал свет уличных фонарей.
Вдруг в тишине где-то щелкнул замок.
— Ты слышишь? — сказала она. — Кто-то пришел.
— Не может быть, еще рано, они же в театре.
Но хлопнула дверь, и в прихожей послышались голоса.
— Странно, — сказал отец, — дверь не закрыта, а в квартире темно. Дима, ты дома?
— Тише, он не один, — вполголоса перебила мать, — тут чей-то плащ, кажется женский.
Было слышно, как мать и отец осторожно прошли мимо двери, и в квартире опять стало тихо.
— Ну вот, застали нас в темноте, — шепнула Тоня. — Зажги свет, мало ли что подумают. У тебя нет зеркала? Какая я? Наверное, вся растрепанная? Принеси, пожалуйста, мою сумку, она где-то в прихожей.
Он вышел из комнаты, а дверь оставил открытой. Услышав его шаги в прихожей, мать окликнула:
— Дима, у тебя гости? Ужинать будете?
— Да, мама. — Он знал, что и Тоня все слышит. — Мы с Тоней недавно пришли, еще ничего не ели.
Вернувшись, он отдал ей сумку.
— Ты все-таки хочешь меня показать? — Она достала из сумки расческу и зеркальце. — Такую лохматую, бледную, страшненькую. К тому же голодную. А вдруг я им не понравлюсь?
Отец уже ждал их за столом. Он был в том же синем парадном костюме, в котором пришел из театра, в той же белой рубашке и галстуке, нарядный, седой, моложавый, с темным, плотным, не московским загаром: он строил дороги и месяцами работал в полях и лесах.
— Ну, сын, знакомь. Наверное, это та девушка-невидимка, которую ты уже много недель скрываешь от нас. Конечно, это она, смотри, как смутилась. Здравствуйте, Тоня, — и большое спасибо театру!
— За что же, Андрей Алексеевич? — Она улыбнулась.
— За то, что в театре теперь, как в кино, без антрактов. Отсидел два часа — и домой. И еще успеваешь застать у себя в гостях такую красивую девушку. Правда, при этом, конечно, подумаешь: вот, мол, когда она ходит к нам в гости, — когда мы не дома.
Оба они рассмеялись, и было в них что-то общее — легкость, искренность и открытость.
А мать, знакомясь с ней, смотрела пытливо: какая ты и за что тебя любит мой сын? Мать тоже была в своем самом красивом наряде, надетом в театр.
Празднично было и за столом, отец открыл бутылку вина. Все было не буднично, со значением, и Тоня, разумеется, знала, что все это — ради нее. За ужином она осмелела, освоилась, легко смеялась шуткам отца. Ему это нравилось, он рассказывал ей о смешном и забавном, случавшемся в их семье, с веселым намеком расхваливал сына и хвастался внуком, который хотя еще мал, но тоже растет настоящим Баженовым.
— Весь в меня, вылитый дед. Не верите? Дима, принеси-ка его фотографию.
— Я уже видела, — ответила Тоня. — На вас, Андрей Алексеевич, он похож, это правда.