Наталия оттолкнулась от стены, подошла к Александру:
– Подержи.
Она, оставив одну ручку пакета мужу, вторую взяла сама, стала что-то искать внутри.
– Вот возьми. Тебе пригодится для поездок по стране, хоть в ней и бардак.
Александр увидел свой паспорт, понимая, всё понимая. Наталия попятилась к двери, заслоняясь о мужа выставленной рукой:
– Ты поешь, отдохни, возьми, что считаешь нужным... Не я, ты нарушил... значит, потерял... меня...
Дверь захлопнулась.
– Па-п? – Кира смотрела на отца, но перевела взгляд туда, куда тот глядел не отрываясь: на мокрое пятно на бумажных обоях.
29
– Слушаю!
В трубке молчали.
– Приятный голос...
В трубке молчали.
– Что же, поговорили... Пока.
– Серёжа, покатай меня по городу.
Трубка выпала из вспотевшей руки, упала на ламинат, с треском разделив себя на корпус, аккумулятор и пластиковую крышечку: «Зачем? Просил же... никаких звонков».
Позже он нашёл Наташу в небольшом кафе в трёх остановках от её дома. Посетителей в этот поздний час не было – большинство уже сидело по домам, делая вид, что отмечают рождество, – свет был притушен, и только на столике у окна горела маленькая лампа под матерчатым плафоном. Силуэт лампы отражался в оконном стекле, как и лицо женщины, неподвижное, но с катящимися крупными слезами. Но нет, женщина не плакала – это подтаявший снег деликатно советовал: «Поплачь! Сейчас совсем не стыдно». Она соглашалась, но привычно продолжала ждать, в который раз и каждый раз, спокойно, потому что ничего другого он не должен видеть. Кто он? Кем назвать его? Три десятка лет она обманывалась словом «друг», запрещая себе большее. Три десятка лет, в редкие встречи, ей удавалось не перейти черту, мучая и себя и его, выжигая в их душах пустыню. Ради чего она запирала своё естество? Ради соблюдения негласных правил, когда твёрдо и осмысленно сказала Александру «да»? Ради спокойствия ни в чём не виноватой дочери? Ради уверенности в будущем внука? Именно так. Это ставка всей жизни, в которой предательство Саши не предусматривалось. Тогда почему она сейчас так невозмутима? Потому что первый шок прошёл, а смысл её жизни остался прежним. Только можно позволить себе чуть больше.
Сергей, почти бегом, задевая стулья соседних столиков, направился к Наташе. Он присел на корточки возле неё – на стуле напротив лежала шуба.
– Как ты себя чувствуешь? Ты здорова?
Наташа повернулась не сразу. Из маленькой сумочки, лежащей рядом с чашкой остывшего кофе, она достала косметичку, несколькими привычными для всех женщин движениями что-то подправила на лице, всё убрала, и только тогда, повернувшись к Сергею, ответила:
– Я здорова. Поехали?
Проходя мимо кондитерской витрины, где хозяйничала девушка в униформе заведения, Наталия сказала:
– Спасибо за телефон!
Девушка только кивнула.
30
Что же за день сегодня, просто бесконечный. Представить сложно, что ещё этой ночью я была с Сергеем на даче, что получила то, что не я хотела, а он, и мне не обидно, а чрезвычайно трогательно. Странно, почему его слова на мой рёв в его колени так подействовали на меня. Слова-то простые, и ощущение, будто отец со мной говорит и гладит по моим бесстыжим плечам, а спокойствие пришло. «Кира, девочка, ты узнала, что любовь существует и ты умеешь любить. Тебе повезло, всем нам повезло, а значит, ты будешь счастлива. Только, умоляю, не торопись». А по-утру никакой неловкости, хоть и спали в одной постели – поднялся он раньше, поцелуй его почувствовала. Чем Сергей опоил меня, так вроде я сама кофе варила...
Его отношение ко мне явно изменилось. Предметом незамысловатой интрижки я быть перестала. Фазу ощупывания меня взглядом, издали и вблизи, мы также миновали – маленькая женская провокация, извиняйте, Сергей Анатольевич. Только вот озадачили Вы меня: с чего бы я для Вас стала ребёнком, требующим заботы и бережного отношения. Не ахти что, конечно. Перелёт, я бы сказала. Но во всяком случае, мы стали ближе. Поездке – зачёт. Но вот что-то в самом конце этой поездки... Что же... там было не так? Подъехали... Сумку он к парадной поднёс... Я пригласила зайти – он, сославшись на занятость, отказался... Так адрес, адрес я не называла! Или называла? Мозги набекрень.