– Не пропадать же... – вслух сказал он и доел, и допил.
Вины он никакой за собой не чувствовал, да и не было её. А была череда случайностей, счастливых или, как видно, пока не очень счастливых, в которые его втянула недобрая планида любви... к свежему воздуху.
...– Кира, доченька, ну что ты? Ну успокойся, всё хорошо. Глупенькая, ты за меня волновалась? Приехала спасать свою маму? Тихо, тихо! Здесь никто ни меня, ни тебя не обидит. Сергей, Сергей Анатольевич, мой друг, давний.
Наталия села возле Киры, смятым платком осушая её слёзы, продолжала:
– Я знаю, ты переживаешь от того, что случилось сегодня между мной и твоим отцом. Тебе не понятно и от этого кажется, что я поступила слишком жестко, ты видишь в этом лишь повод для моего приезда сюда... Не так. Отец... он поступил нечестно, зачеркнул, предал прежде всего самого себя в угоду мелкой похотливой страстишки, которая оказалась сильнее настоящего чувства. Годы вместе в зачёт не идут – проявлять , доказывать свою необходимость другому надо постоянно. Таковы условия.
Успокоившаяся Кира, не перебивая, слушала мать, но не удержалась:
– Мама, а ты? Как соединить это, – Кира обвела вокруг рукой, – и жизнь с отцом? Не это ли первопричина разрыва? Папа не глуп, наверняка догадывался, терпел ну и... его понять можно.
– Верно, он далеко не глупец. И про Сергея... он знал, но знал и другое: измены с ним я сама никогда не допущу. Когда-то, он негласно согласился на эти правила, теряя в малом, выигрывая целую жизнь, выигрывая меня, тебя, Алёшку...
– Скажи, а зачем тебе Сергей? Что вас связывает, если, по твоим словам, «измены ты не допускаешь»? Кроссворды вы что ли разгадываете?
– Не скажу.
– Это жестоко. Трое людей тридцать с лишнем лет мучаются: один от ревности, вторая от неправды, третий от безысходности. Зачем? Чтобы теперь я получила от каждого из вас свою толику. Я получила. Я – равноправный игрок...
Наталия обеспокоено смотрела на дочь – о чём она?
– Кира, наша семья не разрушена, я сумею...
– Ма-ма! Ты ничего не знаешь – я люблю его!
– И хорошо... Он хозяйственный, упорный, контакты ваши наладятся... Фёдор...
– Какой, мама, Фёдор?.. Я Сергея люблю. Анатольевича, чтобы тебе понятней было.
Наталия расхохоталась.
– Когда же ты успела? Любовь по домофону, что ли? Не соскучишься...
– Сейчас ещё веселее будет. Пойдём в комнату, пусть Сергей расскажет. И я за одно с тобой послушаю его интерпретацию событий.
Они поднялись, задвинули табуретки под стол, пошли в комнату к Сергею, не забыв, по очереди, мельком взглянуть на себя в зеркальную створку шкафа-купе в узкой прихожей. Кира, шедшая в след за Наталией, чуть дольше задержалась на своём отражении, что-то смахнув около глаз. Но вошли они одновременно, встали рядом и стояли, как бы не зная, куда присесть.
Сергей излишне засуетился, то двигая кресло, то расставляя пару маленьких подушечек по всей ширине дивана, то закрывая балконную дверь.
«Вот поднос-то где... В снегу... Пироги не пельмени... И Кира не Наташа. Немудрено, что я совсем не догадывался. Внешнее сходство минимально: рост, волосы, пожалуй, упрямая линия чувственных губ... и уши. Впрочем, можно обойтись без японского придыхания: уши как уши, разве что мочки одинаково порозовели, выдавая одинаковый природный темперамент. Но внешнее проявление разительно отличается: Наталия отстранёно-холодная, сдержанная и рассудительная (маска это, защитный механизм, теперь это понятно), всё в себе, всё внутри; Кира более открыта, эмоции живые, яркие, на лице, в жестах, в конечном счёте, в словах... Хорошо, что мне выбирать не нужно».
– Девочки, садитесь, право дело...Сейчас станет теплее...
Сергей включил электрокамин, искусственное пламя заиграло вполне реалистично.
– Наташа! – Он обратился к Наталии, севшей дальше от него, чем Кира. – Тут такое дело... неоднозначное. Поверить трудно!