– Алёшу?! – с ужасом произнесла Наташа. «Это слишком жестоко. Её страсть, напор, словно напалм, выжигает дорогу к цели, не различая лиц близких людей. Так рано или поздно можно остаться в одиночестве со своим чувством, самонадеянно претендующим на любовь».
– Почему Алёшу? Меня... Наташа, не дури. Мы же приросли друг к другу, и уже не пресловутый договор и даже не любовь, а...
– А дальше любви спад и пустота... Договор ты вспомнил... Добровольная тюрьма... Безумие... Ты счастливый человек, тебе любимая женщина родила дочь. А я родила от нелюбимого...
Наталия подошла к Александру, снизу вверх посмотрела на него:
– Прости... Я устала слушать про чужую любовь, я хочу открыто говорить о своей, а мне... затыкают рот показной самостоятельностью. И ты будь милосерднее. Не допусти, чтобы я возненавидела тебя, отпусти... освободи...
От этого взгляда, от этого голоса он таял. Не было сил сопротивляться и желания сопротивляться тоже. С годами ничего не менялось, вот и сейчас он был готов исполнить, сделать что-то, бежать куда-то, чтобы загладить, чтобы простила, чтобы снова вместе...
Не сразу, но смысл сказанного постепенно вернул Александра в действительность и вытеснил из него чувство вины. И не нелюбовь жены его потрясла, он знал это, а открытое признание в том Наташи и ещё...
– Сергей... Вот я дурак! Слушай, жена, а может было по-другому: сначала ты, а уж потом я...
Наталия резко отстранилась. Александр, накачивая себя, продолжал:
– Или, вообще, договор это фикция, и ты всю жизнь с ним... А дочь? Кира? Не смотри на меня так... Откуда мне знать, что вы там не поделили, и почему ты пришла осчастливить меня... Освободить просишь, освобожу... от него всех нас.
Он замолчал, не добро посмотрел на Наталию и вышел в прихожую. Уже закрывая входную дверь, Александр Павлович обернулся и сказал:
– Развода я не дам.
4
Безразлично-вежливый голос охранника бизнес-центра, повторяя заученную фразу из инструкции, дискуссии не допускал:
– Пожалуйста, воспользуйтесь телефоном местной связи и закажите пропуск.
Посетитель, среднего роста крепыш, с копной черных вьющихся волос, энергичным лицом, но неподвижным прямым взглядом чуть прищуренных глаз, не унимался:
– Братан, ты пойми, не знаю я номера. Баба моя тут работает, на седьмом этаже... Войди в положение.
Охранник смотрел поверх его головы на стеклянную вертушку входных дверей, мысленно давая посетителю ещё две попытки.
– Пожалуйста...– рука, облепленная эмблемами со щитами и мечами, показала на мраморный столб, где объёмными буквами цвета античной бронзы была набрана дислокация многочисленных организаций с телефонами местной микросотовой связи, – воспользуйтесь...
Посетитель в сердцах оттолкнулся от преграждающего путь рожка турникета, повернулся, но не ушёл, а сел на кожаный диван, стоящий неподалёку, между пальмой в кадке и гигантским тропическим фруктом оранжевого цвета, плодом фантазии дизайнера-шизофреника.
«Вот, сучонок. Ладно, подожду, сейчас народ с работы повалит, не пропущу».
Время действительно приближалось к шести вечера, и лифты за спинами охранников всё чаще привозили небольшие группки мелкого офисного люда, инкубаторного вида менеджеров, охреневших за целый день от компьютеров, телефонов, бумаги А4, кофе... Никто не задерживался в холле, все стремительно убегали на волю, стуча каблуками ботинок и женских сапог по гулким плитам гладкого пола, оставляя до следующего утра непроведённые сделки, недоделанные отчёты, липовые рейтинги, скачущие курсы...
– Кроссовки здесь не носят, – тихо сказал чернявый, рассматривая носки своих китайских вездеходов.
– Кира! – Вдруг громко позвал он, не вставая с места, но никто, из уже довольно плотной толпы людей, не остановился, не обернулся. Ему пришлось встать и в несколько кошачьих прыжков нагнать невысокую женщину в белом полушубке.