Дым стал проникать в парилку со всех щелей, видимость упала почти до нуля, дышать совсем стало трудно.
– Алёша, ложись на пол. Давай я тебе шапку намочу, через неё дыши..
Парень был испуган, да и кто бы не испугался, находясь взаперти охваченной огнём бане?
В голове Сергея мелькали бредовые идеи спасения: он их опровергал и лихорадочно хватался за новые. Выхода не было. Или был?
«Пол проливной... доска не шпунтованная... А если камни? »
Алёша с удивлением и надеждой смотрел, как Сергей разорвал полотенце на две части, намотал их на свои ладони, подошёл к печи с горячими валунами. Неожиданно схватил один, крича от боли и тяжести, с силой ударил им в пол у одной из стен парилки. Пол зазвенел, но не поддался. Тогда снова: крик, удар... И снова: крик, удар... И снова...
Послышался грохот сложившейся крыши, и открытое пламя ворвалось через потолок, проломленный горящей балкой.
18
...– За веничком схожу...
Александр переступил порог парилки. Окутанный паром, он закрыл дверь и хотел сделать шаг, когда увидел направленный на себя чернённый набалдашник глушителя пистолета, слегка подрагивающий в руке человека в камуфляже, стоящего слева в двух метрах, возле душевой кабины и унитаза.
– Ты?.. – ошеломлённо только и успел сказать Александр Павлович, как вдруг поскользнулся и, падая, ударился затылком об металлическую ручку им же закрытой двери, сполз вниз и остался полулежать, упираясь ногами в противоположную стену узкого помещения. Сверху на запрокинутый лоб упала первая капля его крови, но он уже не чувствовал ни её бега мимо открытых глаз, ни холодного бензина на своём теле.
– Я... Но ты сам... Обидно.
Человек чиркнул спичкой, бросил её в лужу разлитой им горючки. Всё вспыхнуло, а он суетливо выбежал в темный предбанник, дальше наружу, крадучись вдоль стены бани, через канаву, на дорогу и в лес.
19
– Мама, признайся – это ты?
Кира подошла, встала за спиной, положив ладони на плечи матери, сидевшей за прибранным столом с книгой в руках.
Книга читалась плохо, и вовсе не потому, что сюжет был скучен, совсем нет, или автору-графоману представилась возможность утомить читателя глубиной прорисовки характеров и эмоций своих персонажей, нет, вполне убедительно, или не было в ней оригинальных мыслей, метких замечаний, юмора (в конце концов, каждый пишет как может и воля читателя – не читать и захлопнуть книгу) – нет, не поэтому. Наталия к вечеру просто устала и сопереживать книжным героям сил не осталось. Сейчас она держала книгу словно щит, надеясь укрыться за ним от неудобных вопросов дочери. За последние сутки Кира несколько раз пыталась завести откровенный разговор, но Наталии пока удавалось увильнуть, отмолчаться.
– Не понимаю, что я должна тебе,– она, не отрываясь от чтения, пожала плечами.
Кира убрала руки, но была настроена решительно.
–Я Алёшку специально отослала к деду в баню, чтобы поговорить с тобой. За что ты меня ненавидишь?
Наташа отложила книгу.
– Я? Тебя? Доченька, я ради тебя...
– Вот-вот, ради меня, а ты меня спросила? Всё всегда сама... Только напрасно это, будет только хуже. Не сразу, но обязательно будет хуже.
– Не понимаю, почему...
– Любви нет...
– Сергей так сказал? Вы говорили?
Молодая женщина сделала несколько шагов к окну. Что-либо различить в нём уже было нельзя, только у самого стекла ветер качал хвойную ветку. Обращаясь к ней, Кира произнесла:
– Говорить необязательно, это же видно. Видно, что любит, но... не так. Он хочет по головке меня гладить, сопли платком вытирать, слушать и рассказывать, воспитывать и опекать. Сергей видит во мне женщину ровно на столько, на сколько отец видит женщину в повзрослевшей дочери. Это и много и очень мало...
Кира обернулась, замялась, не решаясь спросить: