– Пустите меня... домой хочу.
– Я тоже... Документы Ваши, пожалуйста.
Сергей показал вниз:
– Права только... Там.
Наташа обежала майора, встала между ним и Сергеем, одно мгновение растерянно глядела на последнего, но тут же, обращаясь только к его глазам, спросила:
– Что???
– Всё хорошо, – буднично ответил Сергей, а Наташа подошла близко-близко, и боясь причинить ему боль, стала осторожно подушечками пальцев дотрагиваться и легонечко дуть на бинты. Только тогда Сергей смог проглотить комок в горле.
«Больницей пахнет... Спасибо, тебе...»
«Что ты, Наташа... Это хирургу спасибо, инспектору ДПС спасибо. А главное, девочка наша просто молодец...»
«А ты... ты...»
«Я ? Я пить хочу... немного».
Майор терпеливо ждал окончания сентиментальной сцены, но у сержанта громко зазвонил мобильник: «Я... скоро уже...» – ответил тот, и поглядывая на начальство, отошёл в сторону.
Наташа повернулась к майору, вся собранная, сдержанная и всё равно видно, что... счастливая:
– Это Сергей... Анатольевич. Я Вам говорила и внук рассказывал.
Когда его личность перестала вызывать открытые подозрения, майор, залезая на переднее сиденье УАЗика и обстукивая в воздухе подошвы форменных ботинок, сказал, обращаясь к стоявшим рядом Наташе и Сергею:
– Вам, Наталия Ивановна, нужно будет подъехать, – он убрал ноги, порылся в карманах, достал мятую визитку, исписанную шариковой ручкой, – вот по этому адресу... Формальности...Уточнить... Подписать... К тому же любопытно, что Вам этот придурок сказал.
– Не впутывайте меня. Вы и сами скоро всё узнаете, но по-моему, он ни при чём...
– Поживём-послушаем... А Вам, Сергей Анатольевич, необходимо прямо сейчас... переодеться... подлечиться и тоже... ко мне.
Дверь захлопнулась, машина тронулась, а из-за полуопущенного стекла донеслось:
– Снимаем оцепление. Сбор... у магазина. Что, сержант, лыбишься? Жена велела пельменей купить.
24
Наконец-то: пожарные и медики, оперативники и криминалисты, соседи и добрые соседи – все разъехались и разошлись, оставляя им тишину в короткой передышке после крутого виража в их судьбах. А на сколько крутого, Сергею предстояло ещё узнать.
– Наташа, что здесь произошло? Почему полиция?
–Я всё расскажу. В голове не укладывается...
Они сидели на скамье в небольшой садовой беседке. Беседка осталась единственным строением под крышей, которое пощадил пожар и которое не испортили практические методы его тушения. Находясь на отшибе, её обошли мощные брандспойты и пенные пушки, а огню и так было где разгуляться.
Что верно, то верно. От бани остались лишь столбы фундамента, два чёрных полувенца ещё лежали на них, цепляясь друг за друга, а чугунная печь, с котлом, кирпичами и камнями, валялась на боку в дренажной канаве. Хозблок и времянка, что из них что уже не разобрать, одинаково топорщились головешками брёвен, досок, искорёженным пластиком обшивки. Относительно хорошо сохранился металлический верстак, с привинченными к нему тисками, а вот от бензопилы осталась лишь цепь. Куда девался остальной инструмент было неизвестно. Кругом были разбросаны битая посуда, внутренности старой радиоаппаратуры, остатки линолеума, тысячи гнутых гвоздей, уцелевшие или повреждённые милые безделушки,– всё перемешано, затоптано, залито пеной.
И наконец, хозяйский дом. Место, где он стоял ещё вчера вечером, обозначалось прямоугольником ленточного фундамента, почерневшего и расколотого, заваленного обгоревшим брусом, фрагментами окон и остатками кровли. Провода, хрупкие, готовые рассыпаться в черную пыль, свисали отовсюду, сплетались в клубки и петли, уже ненужно соединяя расплавленные розетки, плафоны, выключатели. Сквозь этот хаос хорошо просматривались стены подвала со связками водопроводных труб и электрики, стеллажи с лопнувшими стеклянными банками, массивное основание печи. Сама она, закопчённая, но целёхонькая, была видна, наверное, всей округе.