— А что это ты тут колдуешь? Вам же запрещено.
— А ты уже заметил.
— Меня сюда и посадили, чтобы я замечал.
— Наши докладывать попросили?
— Ты что, дурной?
— Скучно сидеть, хоть от игрушечного грузовичка своего защитил. Нечего его бить по ноге.
— Ты их что, поделил между нами?
— Ну да, мой волшебник, твоя нет.
— Захлопнись, а?
Через пару часов малышей покормили и увели спать, и представители силовых структур перешли к совместным действиям. Гарри не очень уважал режим и привык спать днем когда захочется, а не по часам; Гермиона была послушной девочкой, но ей было интересно, почему Гарри не спит и, пожалуй, приятно, что он приподнялся и ищет ее взглядом. Гермиона вылезла из кроватки и протопала к Гарри.
— Болит? — спросила Гермиона, указывая на лоб Гарри, на котором по-прежнему алела молния.
— Неа.
— Кингсли, колдани, — обратился Тони. — Сейчас их воспиталка растащит, дай молодежи поговорить. Милота же.
— Надо спать, — серьезно сказала Гермиона, а воспитательница под действием Конфундуса нашла себе более интересное занятие.
— Неа.
— Надо.
— Не хочу.
— А ты хоти.
— Иди сюда.
— Тесно.
В подтверждение правоты Гермионы они с Гарри выпали из его кроватки по разные стороны и Гарри, сопя, начал кроватку перелезать, хотя проще было бы обойти.
— Жалко, они всех перебудят, — сказал Тони, которому хотелось досмотреть сцену до конца.
— Так я их сейчас заклинанием неслышимости накрою, — заверил Кингсли и начал уже всерьез махать палочкой, накладывая иллюзии, раз уж решено, что их подопечные будут вести себя как хотят.
— Ну вот, теперь и нам с тобой ничего не слышно.
— Тебя сюда посадили подглядывать, а ты еще и подслушивать хочешь?
Гарри тем временем преодолел кроватку, сползя с нее вместе с матрасом, и некоторое время они с Гермионой о чем-то переговаривались, сидя на полу, а потом там же, на полу, и устроились спать, одеяло для одного все равно было слишком большим.
После тихого часа, когда малышню рассадили по горшкам, представители силовых ведомств уже стали заключать союзные договоры.
— У нас говорят, что Вольдеморт вернется, — рассказывал Кингсли. — Почему-то верят, что если Гарри повезло один раз, то повезет и второй, а Дамблдор вообще сказал, что именно Гарри суждено Вольдеморта убить. Я посидел тут, и знаешь — шансов против Вольдеморта у меня немного, но, если что, я исполнения пророчеств дожидаться не буду, выйду биться за парня сам. Потому что ну стыд же какой, столько здоровых мужиков надеются на младенца.
— Ты наколдуй такую вещь, чтобы для связи нам была, — предложил Тони. — Ты не один, Кингсли. Если нужно будет, нас много подойдет. Даже поддержка с воздуха будет. Вольдеморта вашего чайными ложечками будете собирать.
А в конце дня за детьми стали приходить родители, и чья-то мама пришла аж в четыре: Гарри услышал, что к кому-то пришла мама, некоторое время куксился, а потом заревел и стал звать свою маму.
— Твоя мама тоже скоро придет, — попыталась утешить его воспитательница, но Гарри, вероятно, уже что-то понял и продолжал рыдать, обхватив сидящую рядом Гермиону как большого плюшевого мишку.
— Давай выйдем, я сниму невидимость, и мы войдем, — предложил Кингсли. — Не могу я на это смотреть. Как чувствовал, что ни Джеймса, ни тем более Лили не надо было брать в Орден.
— У тебя под балахоном твоим хоть одежда приличная?
— А зачем? Гарри меня так лучше узнает, я у них дома бывал, пока они не переехали.
— Ну феску сними хотя бы, а то действительно прям как из Африки сбежал.
Даже бескорыстная помощь не всегда достается нам бесплатно — Гарри было с Гермионой куда лучше, чем одному, но только не за столом: как только ему приходило в голову, что каша может пригодиться для чего-то еще, кроме еды, и Гарри начинал ей плеваться или кидаться, Гермиона морщила носик и отворачивалась. Гарри это не нравилось больше, чем есть кашу, и он с сожалением прекращал исследования полезных свойств каши и с неохотой ее жевал.
— Мне всегда казалось, что, если у Гермионы будет братик, она будет его любить, но она же и будет его воспитывать, — сказала Мэри Грейнджер своему мужу в конце ноября, когда кормление Гарри кашей окончательно наладилось.
— Я думаю, лучше всего всегда говорить правду, — ответил жене Джон. — Гарри не такой, как мы — когда ему исполнится одиннадцать, он уйдет в свой мир, который помнит Джеймса и Лили. Гарри не должен забыть своих родителей, а Гермиона не должна думать, что он ее брат.
— Думаешь, так им будет легче расставаться? — спросила Мэри.