— Вы правы, — согласилась Дорица. — В таком виде я не могу ходить.
— Еще бы, — усмехнулась Анзуля. — Нужно другое платье, платье делает человека, тем более женщину. Ну, насчет твоего платья мы уж позаботимся. А книги пускай отдохнут, не то из-за них у тебя рис разварится или на чулках пятки порвутся. Дама с голой пяткой — зрелище отнюдь не чарующее.
— Что это, тетя Анзуля, как вы на меня накинулись! — надула губки Дорица.
— Не накинулась, а только говорю, что у каждого свое «политическое направление», как выражается твой папа. Так вот, твое «политическое направление» пускай приведет тебя в кухню, чтоб ты научилась вкусно стряпать. Ничто так не отвращает сердце мужчины, как скверная еда, от которой у него портится желудок.
— Ну ладно, раз вы меня так позорите, я вам как-нибудь покажу! Приготовлю вам обед сама, без вашей Мандины!
— Посмотрим, каков-то он будет!
— Не бойтесь! Будет рисовый суп, мясо с картошкой и жаркое на вертеле. Правда, мучные блюда я еще не рискую готовить.
— Ну, тут уж я тебе помогу, — заявила Анзуля.
Пока она шла домой, мысли ее все возвращались к Дорице, которая так мила ей своей красотой и добрым нравом. И молила бога Анзуля, чтоб исцелил он не только Илию, но и сына ее, чтоб спала пелена с его глаз и он прозрел…
Нико же весь день был сам не свой. Не проходило чувство вины, измены. Под вечер он поставил вместо себя Юре принимать виноград; Юре, правда, не умеет ни читать, ни писать, зато память у него надежнее всяких записей.
«Давно я там не бывал… Надо сходить, посмотреть, как они там… — думает Нико, спускаясь по дороге к Грабовику. Теперь ему уже гораздо легче стало, появилась уверенность, что он поступает правильно. — А то еще подумает, что я забыл ее ради других… — Однако сердце его бьется не так сильно, как бывало прежде, когда он ходил по этой дорожке. — Значит, и в любви бывают спады… Как это тяжко!»
С такими мыслями ступил он во двор Претура.
Встретила его старая Ера.
— Господи боже, наш шьор Нико! — вскричала она, и глаза ее загорелись радостью. — А Катицы-то еще дома нет!
— Где же она?
— На виноградинках, душа моя! Никак не может от работы отучиться. Я ей толкую, мол, не подобает тебе, а она все свое: пойду да пойду… Мне, говорит, тоже полезно раз в году виноградным соком забрызгаться; так и убежала на виноградники, душа моя.
Сообщение это скорее порадовало Нико, чем огорчило. Ему понравилось, что Катица не отступает от прежнего образа жизни, не чуждается своих, даже в предвидении блестящей партии. «Лучше держаться тихих радостей, которые дает привычный труд и родной дом, чем тянуться за городскими с их суетностью…»
— А по мне и хорошо, что ее дома нет, — продолжала старая, подсаживаясь к Нико на лавочку, на то самое место, где сидела Катица в те незабываемые часы.
Ера, как и все женщины в эту пору, с ног до головы заляпана виноградным соком. Даже в складках на шее у нее засох сок, возможно, еще со вчерашнего дня… И волосы она только спереди пригладила… Все эти подробности сами собой бросаются в глаза Нико, хотел бы он не замечать их, да не может не видеть, не может не обсуждать их про себя, хотя ему и неприятно.
— Да, говорю, рада я, что ее дома нет, по крайности можем с вами потолковать, — доверительным тоном заговорила старая Берачка. — А то ведь и словечком не дадут перекинуться…
Нико смутно угадывает, что этот разговор вряд ли будет ему приятен, и уже жалеет, что вздумал явиться в неподходящее время. Подождал бы до вечера, избежал бы разговора с матерью Катицы, который, как видно, не сулит ничего хорошего. Но жалеть поздно, и Нико, подперев голову рукой, посмотрел на Еру, как бы говоря: «Начинайте же!»
— Знаете, душа моя, — подвигаясь поближе к нему, произнесла она таким таинственным тоном, будто собиралась открыть ему бог весть какие секреты, — знаете, до чего люди недобры… Даже родные не задумаются уколоть, если что… А уж чужие — не дай бог им увидеть, что у других бочкой вина больше или одеяло лучше… Спокон веку смотрят на нас косо, в ложке воды утопить готовы, потому как всего у нас вдоволь, и никогда мы не бедствовали. Мало ли я старалась жить потише, чтоб людям глаза не колоть! А теперь хватит. Дудки! С чего бы, спрашивается? Все, что у нас есть, слава богу, своими мозолями нажито, не воровала, на чужое не зарилась. Трудилась честно, берегла да копила. Почему же мне и не накинуть на себя шелковый платок, коли есть? Чего ж не позволить себе, коли могу?