Даже внешность Еры оскорбляет его чувства; блеск ее глаз хорошо ему знаком, он видел такой же в глазах Катицы. Постепенно открылись ему в облике ее матери следы былой красоты, которую заслонила старость, исказили годы. Это — глаза его Катицы, те же брови, и волосы, верно, так же отливали синевой в молодости…
И уже не может Нико избавиться от воображения, что не Ера сидит рядом с ним, а Катица, обожаемая, милая… Точно такой станет, без сомнения, и она — через десять, через двадцать лет: заострятся черты, погаснут чувства и вместо любви завладеет ее душой расчетливость, эгоизм, властолюбие. И он будет так же вот сидеть возле нее, молчать и негодовать на ее взгляды, на свое бесправие и на ее насилие над ним. Как перенести это? К чему это приведет?
— Видела я нынче Бобицу, — перескочила Ера на другой предмет, чтоб Нико не пришло в голову отказаться от того, что он уже обещал. — И мать с ним была. Они к мессе ходили, потому как уезжает он на службу. Так мать его на меня: мол, из-за моей дочки ее сыну приходится к чужим людям уходить… Но я ей ответила, так и отрубила! Надо было экономить, ужиматься, вот и было бы сейчас в доме, что есть и пить. Да и сам дом не такой бы был, не теснились бы вы все в куче, ровно в муравейнике… Право, злятся все на нас, да и на вас тоже, будто мы виноваты. Да пускай их, моя голова от этого не болит. Что б я да свою девку такому голоштаннику отдала! Чтоб она кусок хлеба выпрашивала! Ох, дрянной, дрянной народ, милый шьор Нико. Даже невестка! Не подумайте, что она примирилась. Куда! В глаза-то сладко поет, а за спиной утопить норовит. Все бы в себя да в детей своих пихала… Дочек моих передушить готова и сына-то против нас настраивает. А спросите, чего ей не хватает? У отца с матерью небось тоже не в раю жила! Шепнула мне вчера Дандуля, будто невестка наша с этим Бобицей виделась… — Тут Ера понизила голос и нагнулась к самому уху Нико, обдав его запахом чеснока, а в глазах ее опять вспыхнул ненавистный огонек. — Хочет, видно, Катицу с ним свести… Мол, почему это одной все, а другой ничего? Спит и видит, чтоб мои дети до смерти под ней ходили, чтоб ей на них ездить… Ой, знаю я, куда она метит, знаю! Только пускай не воображает, ничего у нее не выйдет, дудки! Мы еще посмотрим, как-то будет…
— В семье надо жить дружно и уступать друг другу, — заметил Нико.
Его уже не возмущают речи Еры; то, что она говорит, как будто справедливо. В конце концов, Ера считается одной из лучших тежацких женщин, по крайней мере это все признают. Ера говорит правду, какую знает, никого не обижает зря. Чем же тут возмущаться? Неужто собирается он ее переделывать, переучивать на старости лет, заставить ее мыслить и говорить по-другому? Разве не предупреждал его Зандоме: «Много темного, загадочного найдешь в этих сферах»? Вот перед ним одна такая загадка. Нико усматривает в характере Еры эгоизм, властолюбие, наглость; а в городе она слывет хорошей женщиной, дельной, почтенной. Как знать, не превратится ли и Катица со временем в такую же загадку, когда окажут на нее воздействие новые условия жизни, а особенно — годы? Останется ли тогда меж ними прежнее взаимопонимание?
— Дружно! Вот и наш старик все насчет дружности проповедует. Чего ж он невестке-то не скажет?
— Может, думает — вы скорей его послушаете, — не без юмора ответил Нико.
Он поднялся с таким чувством, будто просидел здесь долгие годы и настали уже совсем другие времена. Да уж, насиделся он, наслушался, наразмышлялся… Отрезвился от многих иллюзий, но, с другой стороны, лучше стал понимать многие вещи, заглянул в них до дна. Узнал за это время больше, чем за всю свою жизнь, и понял: необходимо повернуть, потому что лодка его несется прямиком на скалы. Свернуть, изменить курс, иначе устроить жизнь, если не хочет он оплакивать ошибки молодости и раскаиваться, когда поздно будет.
Ера недовольна, что он так рано собрался.
— Я вам еще столько хотела сказать! И Катица огорчится, что вы ее не подождали…
— Передайте Катице привет и скажите, что я заходил.
И он пошел прочь со двора, испытывая облегчение от мысли, что, слава богу, это уже позади.
Домой он вернулся, как генерал разбитой армии. Чарующий образ Катицы, сопровождавший его повсюду, изменился. Лицо ее покрылось морщинами, забрызгано виноградным соком, глаза сверкают не любовью, а ненавистью и алчностью. А тут еще предсказания Зандоме не отстают ни на миг…
При виде молодого хозяина, в задумчивости слоняющегося по двору, Юре только качал головой да недоуменно щерился. «Ведьмы его сердце выпили, — решил он в конце концов. — Так ему и надо, зачем отдался им в руки? »