И, закрыв руками лицо, Катица тяжко зарыдала.
Нико совсем раздавлен. Куда ни кинет взор — везде пустыня, голый камень. Тяжкая вина придавила душу, в сердце жжет глубокая рана. И каждое слово Катицы, каждый выкрик ее наносит новую. Она права — он лишил ее всего: надежды, веры в будущее, даже честь у нее отнял! Ни жив ни мертв стоит он перед руинами существа, которое хотел так высоко вознести — и погубил в легкомысленной игре…
— О, шьор Николето! — послышался из столовой веселый голос шьора Илии. — Как видно, благословил тебя господь успехом у женского пола… Вот почему ты от нас сбежал!
— Вы угадали, дядя Илия: благословил господь! — странным голосом откликнулся Нико.
— А мы собираемся восвояси, — продолжал Илия. — Как ни хороши бывают песенки, а у каждой конец есть. Так и праздник наш сегодня…
— О да, — с той же горечью ответил Нико. — Сегодняшний праздник запомнится мне навек…
— Нам тоже, дорогой хозяин, нам тоже!
15. ЦВЕТЫ РАСТУТ НА МОГИЛАХ
Катица едва дотащилась до дому. От отчаяния, от возмущения бросилась бы в воду — да, к счастью, нет под рукой воды. Порой и напиться-то не хватает, где уж топиться! Приплелась домой еле ноги волоча, хорошо, что никого не встретила. Забилась в свою каморку — и отдалась страданию.
Поначалу она не в состоянии была охватить умом все свое несчастье. Еще не было у нее времени размыслить, обдумать свое положение. Она тонула в прибое беды, беда захлестывала ее, уносила бешеным своим током, и одно только ясно чувствовала Катица: пропала! Все, что светило ей впереди — все надежды на новую жизнь, все, что давало ей силы, радость и упругость, — ушло: остались боль и отчаяние.
Забыла Катица о семье, о доме, обо всем мире. Ничто не интересует, не тешит ее. Раздавленная, лишенная всего, тупо смотрит она на этот мир и на все, что в нем происходит.
В первое воскресенье после памятного обеда заявился к нам оркестр из Святого Георгия. Захотелось господам музыкантам предпринять небольшую прогулку — и вот нежданно-негаданно осчастливили они наш городок, всегда падкий до развлечений. Играли на площади до поздней ночи, при свете уличных фонарей и окон окружающих домов. Было весело. Молодежь пустилась танцевать прямо тут же, на площади. Дети и старики столпились у стен.
Несмотря на такое событие, Катица с места не тронулась. Мать удивлялась, качала головой, наконец не вы-держала:
— Да сходи, доченька, повеселись, пока молодая!
Та только плечом двинула, злобно и презрительно скривила искусанные, пылающие губы и огрызнулась:
— Ну и пусть себе бесятся! Мне что за дело!
Мать ума не приложит: что с ней? Задумалась, озабоченная.
«Цепочку ей так и не купил. Кто бы поверил, что такой скаред? Кабы не из чего было! В церковь ее не провожает, к нам ни ногой… А она вон надулась — словечка из нее не вытянешь. Ох, не нравится мне это! Как-то неладно, прямо будто старая бочка расселась… — Морщит лоб Ера, а в голове ее пробегают непривычные мысли, сомнения, опасения. — Да что там! Повздорили, видать. Бывает и так, когда любовь молода. Пока-то еще в колею войдет… Помирятся — еще пуще любить будут. Пускай себе бранятся… Молодо — зелено!»
Такие соображения успокоили Еру, однако ненадолго. Она ждала перемены — и напрасно ждала. Девка мучится, молчит. Все больше по полям бродит, да в одиночестве. Возвращается обычно с заплаканными глазами. Нет, тут уж не шуточки! И Ера задумалась серьезно. По ночам стала подглядывать за дочерью. Часто слышала ее тяжкие, глубокие вздохи. Не раз находила ее подушку мокрой от слез.
«Да что же это, предвечный боже! — бьется над разгадкой Ера. — Мне бы только знать, в чем тут дело… А как узнаешь?»
Однажды, когда они остались в доме одни, мать начала издалека:
— Что с тобой, доченька? Все-то ты горюешь да в себе таишь, никому ни словечка… Что с тобой? Обидел кто?
Нежной материнской любовью светятся ее глаза; резкий голос принял глубокие, ласковые оттенки.
— Да уж что может быть хуже! — раздраженно и зло выкрикнула Катица — ласковые расспросы матери разбередили ей душу, и кажется девушке, что все виноваты в ее горе, все, даже мать. — Не видите, что случилось? Не оттоптал ведь ноги-то, бегаючи под Грабовик!
И сразу слезы брызнули, тяжелые вздохи рвутся из груди.
— И верно — как же это? — уже настойчивее продолжает расспрашивать Ера. — Ходил-ходил, и враз — будто отрезало. Случилось что между вами? Поссорились?
— Поссорились? — Катица печально покачала головой. — Нет, мама: это конец, разрыв…