Зандоме пошевелился, сел поудобнее в кресле и, закурив сигарету, внимательно посмотрел на Нико.
— Что ж, послушаем твой план.
— Я не в восторге, говорю, — начал Нико. — Почему? Вот если бы Иван Гулянович разработал устав Задруги и явился бы просить деньги на строительство и новейшее оборудование кооперативных подвалов; если бы он явился просить деньги на закупку сусла или винограда, я бы обрадовался, я бы был с ним телом и душой. А так — это частное предприятие, хотя, повторяю, и выгодное. Мама, конечно же, откроет свой кошелек, однако не с такой радостью, как для кооператива. — Нико помолчал, лицо его приняло выражение грусти. — Почему ты отталкиваешь народ от дела, которое помогло бы ему встать на ноги? Почему ты так жестокосерд? Ведь ты, как и я, можно сказать, вышел из народа, живешь его трудом, с ним… Как раз сегодня я принял твердое решение трудиться, чтоб поднять народ и укрепить его материальное положение, а тут ты призываешь меня основать предприятие, которое даст мне высокую прибыль за счет тежацкого пота…
— Ну хорошо, послушаем теперь и второй колокол, как говорит народ. Чего я хочу? Я хочу, чтоб тежак как следует вскапывал землю, хорошенько поливал ее, вообще чтоб он добросовестно обрабатывал свой виноградник. Пускай сдает мне лучший виноград, но не вмешивается в производство вина! — Зандоме говорил теперь серьезно, чуть ли не торжественно. — В этом деле тежак — недоучка, дурак и упрямец, злостный враг самому себе. Ведь иной тежак не удосужится даже бочки свои как следует промыть перед сбором нового урожая! Просто не хочет, не считает нужным. И так в этих бочках вино засмердится, что никуда его потом не денешь. И чтоб я этакую заскорузлую башку допустил управлять делом? Дал бы ему право решать там, где я положил столько труда, где он ничего не понимает и ничему не верит?! Чтоб я отрывал его от работы, которую только он и может выполнять, как надо, отнимал у него время на всякие заседания правления да общие собрания, на которых каждый норовит блеснуть ораторским талантом, кто только нюхал газеты?! О нет! Тежак пускай обрабатывает свой виноградник, я дам ему для этого средства; а делать вино, продавать его и распоряжаться чистой прибылью хочу я сам. И откуда ты взял, что распоряжаться этой прибылью я буду исключительно для личного обогащения? Может, перепадет кое-что и твоему драгоценному тежаку…
Тут Нико стал слушать внимательнее: по этим намекам он понял, что у Зандоме есть еще что-то на уме.
— Из чистой прибыли я дал бы кое-что и тежаку: скажем, купоросу или пособие на все то, что нужно для хорошей обработки виноградника. Но прежде я должен получить чистую прибыль.
— Хорошая мысль! — признал Нико.
— Рад, что ты наконец хоть что-то одобрил, — улыбнулся Зандоме. — Я хочу быть неограниченным хозяином своего дела. Крестьянина буду держать в строгости, потому что с ним только так и можно. И если через сколько-то там лет у меня накопятся средства, да крестьянин покажет, что он дорос до кооперации, да я постарею или разбогатею — ладно, пускай тогда создает он свою Задругу. Только не верю я, что это скоро случится.
— Как знать! Может, раньше, чем мы думаем, — возразил Нико.
— Вот тебе и все мое предложение в полном объеме. Займись им, обдумай, тем более что именно ты будешь у меня специалистом-управляющим.
На это Нико не возразил, он признает, что больше подходит для этой работы, чем его приятель. Зандоме хорош, но слишком строг и безжалостен в финансовых вопросах. С такими людьми наш народ не любит огороды городить. Ему предпочтительней лихоимец, который дерет с него шкуру, но с лаской, чем тот, кто ему помогает, да с таской. Нико надеется, что лучше сумеет обходиться с людьми.
— Впрочем, до весны есть время прикинуть как следует, — сказал Зандоме. — Прежде чем браться за дело, надо осмотреть несколько подобных же предприятий. Это можно увязать и с твоим свадебным путешествием, которое вряд ли заставит себя ждать, — усмехнулся он. — А нашим образцовым подвалам мы могли бы присвоить имя Дорицы, хотя деньги-то даст тетя Анзуля.
После дня Трех волхвов наступила настоящая зима, то есть — зима далматинская. Ночью гололед и иней, днем солнечно и тепло. В воскресенье Нико зашел в Читаоницу и застал Зандоме, слушающего обычные споры.
— Надоели мне эти диспуты! — пожаловался Зандоме. — Ужасные люди! Ругаются из-за того, что лучше: дождь или вёдро? Ясно же, и то и другое — по мере надобности… Прогуляться бы на свежем воздухе!
— Я иду под Грабовик, — ответил Нико. — Хочешь, пойдем вместе.
— Все-таки хочешь заставить меня испытать так называемые сильные ощущения! Я бы предпочел не ходить; но тогда скажут — Зандоме трус. Следовательно, пошли.