Нико не докурил трубку, поставил ее на пол, прислонив к креслу чубуком, и отправился в подвалы. Он нужен там, около прессов… Сам прервал идиллию, даже раньше, чем думал, — и вовсе не по причине работ, а потому, что вдруг всплыли неприятные мысли… Попросту говоря, он сбежал, чтоб эти две женщины не заметили, как что-то кольнуло его в сердце.
«Я просто баба, капризная и переменчивая. Не в состоянии держаться одного, все озираюсь то направо, то налево, а больше всего — назад… Беда мне с тобой, приятель, ох, беда!»
Так, ругая себя, хочет Нико удержаться на том пути, по которому решил идти, но невольно все встает перед ним сцена в подвале, уверенность Пашко, его утверждение, что Катица дала ему слово, что есть у него на нее право…
А Катица, подхваченная течением, которое выносит ее к берегам ее мечты, туда, куда влечет ее сердце, — Катица не замечает, что творится вокруг. Она упивается счастьем.
В тот же день под вечер Зандоме сказал парню, вытряхивавшему свои мехи над чаном:
— Пошли-ка ко мне сына Бобицы, кажется, Пашко его зовут. Пускай сейчас же придет, надо мне ему кое-что сказать.
Пока Зандоме хлопотал вокруг бочек в подвале да мешков с мукой в своей лавке, он довольно ловко сплел сеть. Нередко спотыкался он в жизни о самые разные задачи, но ни разу не падал. Его живое воображение всегда умело находить выход. Случалось, он уже думал, что увязнет по колени в какой-нибудь неприятности, — и вдруг вспыхивала в голове искра, и Зандоме вытаскивал из болота ноги, не потеряв даже сапог. В лавировании, в обходных маневрах и уклонениях Зандоме — мастер, какого поискать. Умеет он обвести вокруг пальца даже самых неподдающихся. Когда надо, и медом по губам помажет. Только этим и объяснишь, что брак его давно не распался, как старая рассохшаяся бочка.
Пашко явился, когда стемнело. В контору его Зандоме не повел — для парня сойдет и колода во дворе. Усевшись на эту колоду, Зандоме стал скручивать сигарету и, только закурив, приступил к делу.
— Какого черта бесишься ты из-за этой Претурши? — поднял он глаза на Пашко, стоявшего перед ним. — Слыхал-то я всякое, но только нынче утром узнал точно. Ну, скажу тебе — ни на что это не похоже! Господи, как вы можете быть такими… скажем, детьми!
— А что? — строптиво отозвался Пашко.
— А то, что она сама ко мне нынче приходила. С меня довольно собственных забот, знаешь ли — неинтересно мне взваливать на себя еще и чужие. Но я подумал: жаль парня, сгниет где-нибудь в Каподистрии. Потому как, если ты еще не понимаешь, должен я тебе сказать: ты, братец, прямым ходом катишься в Каподистрию! И я отлично знаю, как ты рассуждаешь: мол, пропадай моя головушка, и кому какое дело! Эх, брат, знаю я такие удалые погудки! Красиво звучат — но лишь до тех пор, пока до дела не дошло. Были ребята и не тебе чета, тоже так вот Каподистрии не боялись, ну и — шмяк башкой об стенку! Были, были такие… А как попали туда да осточертело им там до смерти после двух-трех лет — притихли, кроткими стали, как ягнята. И совсем другой песенке там выучились: «Ох, дурак я, дурак! Из-за какой ерунды пропала моя молодая жизнь!»
— Из-за ерунды! — оскорбленный, но все же несколько испуганный, вскричал Пашко. — Легко вам говорить — ерунда!
— А, конечно, ерунда. Неужели ты думаешь, что Претурша когда-нибудь войдет в дом капитана Луки? Ну, коли ты так думаешь — тогда, сынок, я уже не дивлюсь тому, что ты таким мальчишеством по ночам занимаешься. Кто не видит простой вещи, хотя все время смотрит на нее, тот, конечно, легко испугается привидений. Вот ты и есть такой слепец, сокол мой!
Пашко печально усмехнулся.
— Говорите, не выйдет за него? Значит, не знаете, что ходит он туда каждый божий день. И вчера у нее был, до полуночи! И сегодня она к ним приходила, недавно ушла. Я верю тому, что вижу!
— И плохо делаешь. Так ты ее никогда не завоюешь.
— Да у меня уж и охоты нет, — буркнул Пашко.
— Ну, ну, потише, — оборвал его Зандоме. — Тебе нечего сказать против нее, то есть против ее поведения. И я знаю — Нико ведет себя честно. Стало быть, ты не имеешь права осуждать, а тем более пачкать репутацию девушки. Нет, честь ей и хвала, запомни это — пригодится. Все это так, однако девчонку следует образумить. Напилась она из чаши, до краев полной суетности, вот ее малость и одурманило. А образумить ее — для этого, дружок, требуется капельку хитрости, немного коварства и очень, очень много терпения. Так что нечего буянить по ночам, камнями кидаться, как малые дети! Да только все вы торопыги… Хлеб наш насущный дай нам сию минуту! А подумал ли ты хотя бы о том, куда ты ее приведешь-то, если она за тебя пойдет?