Дождавшись Ролло, я предложила сменить его за рулем. Мне казалось, он снова примется спорить, и я очень удивилась, когда он сразу согласился.
— Сказать по правде, я совсем выдохся. Выехать я смог довольно поздно, ехать пришлось почти всю ночь, а потом до утра сидел возле матери — боялся оставить ее одну.
Эта его готовность пустить меня за руль выглядела удручающе убедительно — еще один весомый довод в пользу того, что я не ошиблась насчет его сексуальной ориентации. Я уселась на водительское место, хотя удовольствие, которое я при этом испытала, было слабым утешением. Водить я всегда любила, а уж хорошую машину особенно. Достаточно было повернуть ключ, как двигатель довольно заурчал, словно сытый тигр, и машина рванулась вперед. Ролло закрыл глаза, но предупредил, что спать не будет — на тот случай, если я вдруг устану. Не прошло и нескольких минут, как он уже мирно посапывал, откинув голову на спинку сиденья. Проспал он почти два часа. Я даже забыла о нем, когда он вдруг дернулся, как от толчка, и открыл глаза.
— О господи… неужели я спал?! Простите, бога ради! Надеюсь, я не храпел? Вы очень устали?
Я успокоила его, в обоих случаях ответив отрицательно. Но как только мы поменялись местами, глаза у меня стали слипаться, и очень скоро я тоже провалилась в сон. Впрочем, это даже был не сон, а скорее просто дрема, потому что я слышала мерное урчание двигателя и чувствовала рядом присутствие Ролло, только временами я уплывала куда-то, и глаза у меня никак не открывались.
Когда же я наконец стряхнула с себя сон, протерла глаза и выпрямилась, солнце уже клонилось к закату. Я удивленно глянула на часы — было около шести.
— Где это мы? Не устали? Может, мне сесть за руль?
— В пятнадцати милях от Оксфорда.
— От Оксфорда?
— Да. Помните, я говорил, что мне нужно будет сделать небольшой крюк — кое-куда заехать. Это уже совсем близко. Надеюсь, вы не возражаете?
— Нисколько. Но скоро придется остановиться ненадолго, пустить бедного Фредди побегать.
— Захватите его с собой. Закроем окна и двери, и никуда он не денется.
— Думаете, они не будут возражать?
— Они — кто?
— Ну… хозяева.
— Не будут. На этот счет можете быть совершенно спокойны.
Шоссе постепенно сузилось и вскоре перешло в проселочную дорогу. Миновав две каменные колонны, мы свернули влево и двинулись вдоль дороги, по обеим сторонам которой тянулись деревья, смыкавшие ветви у нас над головой. Еще один крутой поворот — и перед нами появился дом. Даже в сгущавшихся сумерках каменный фасад поразил меня своим благородным изяществом. Портик крыльца поддерживали консоли, украшенные фигурами сидящих грифонов или горгулий — на таком расстоянии я не смогла разобрать, кого же они изображают. Высокие стрельчатые окна заросли плющом и глицинией.
— Какая красота! Потрясающий дом! Он ведь очень старый, я угадала?
— Да. Построен чуть ли не в четырнадцатом веке. Вначале это было аббатство. Потом его выкупили Шинлейки и стали тут жить. Последняя представительница этого древнего рода умерла всего несколько месяцев назад.
— И кому же он принадлежит сейчас? — с жадным интересом спросила я. Но прежде чем он успел что-то сказать, я уже догадалась, какой услышу ответ.
— Мне. Прошу вас.
Держа в руках корзинку с Фредди и сумку с его мисками, едой и всем прочим, мы вошли в дом и закрыли за собой дверь. Внутри было темно. Чертыхаясь, Ролло зажег карманный фонарик и уже с его помощью отыскал выключатель. В свете одинокой лампочки перед моим зачарованным взором во всем своем обветшавшем великолепии предстал самый что ни на есть настоящий средневековый замок — такой, каким его обычно представляют на театральных подмостках.
— Это самая большая комната на первом этаже. Я называю ее студией, — пояснил Ролло, рывком раздергивая шторы. — Осторожно — вон в том углу с потолка сыплется штукатурка.
— О боже, какая лепнина! Просто фантастика! Нет, вы только посмотрите на орнамент в тех местах, где пересекаются балки! А фриз! Господи, какой камин! Глазам своим не верю! А можно ненадолго снять чехол? Очень хочется полюбоваться старинной мебелью!
Ролло молча стянул чехол, и моим глазам предстал старинный резной диван, обитый выцветшим от времени шелком — изумительно красивый, но весь в клочьях паутины. Едкий запах пыли и гниющего дерева ударил мне в ноздри, смешавшись с царившей повсюду затхлой вонью — так обычно пахнет в домах, где давным-давно никто уже не живет.