С того дня прошла пара месяцев. Была уже зима, но дни еще стояли погожие, и Ваха в редкий выходной с утра прибежал на стадион в футбол поиграть, а тут неожиданно Кныш, в спортивной форме и с папиросой во рту.
— О, Мастаев, молодец. В здоровом теле — здоровый дух. Нам нужны закаленные бойцы, — он потрепал по плечу Ваху. — Знаешь, я по какому вопросу? «Наши Советы, — когда агитатор начинал цитировать классика, у него голос становился официальный и сухой, — отняли все хорошие здания и в городах, и в деревнях у богачей, передав эти здания рабочим и крестьянам под их союзы и собрания. Вот наша свобода…» ПСС, том 37, страница 63…Так вот, у твоего деда ведь нет жилья? А как ты думаешь, может, мы ему ссудой на строительство дома подсобим?
— Э-э-э, — в минуты сильного волнения Ваха от заикания не мог говорить.
— Ну, все понял, — вместо юноши решил Кныш. — Ссуда будет… «Ведь не в одном насилии сущность пролетарской диктатуры». Гм, — он кашлянул, явно что-то вспоминал. — А-а! ПСС, том 38, страница 365. «Привет венгерским рабочим» и тебе, Мастаев, привет, — махнув рукой, он уже почти удалился, как вдруг неожиданно остановился, крикнул издалека: — А то, что мало говоришь, — большой плюс. Революция не терпит болтунов!
Он на ходу произносил свое «п-с-с». Дальше Ваха уже ничего не слышал… Зато через неделю он увидел в газете статью про Нажу Мастаева, потом по телевизору деда показали, а сам Мастаев-старший не мог нарадоваться. То он всемерно поносил советскую власть, а теперь стал чуть ли не ее глашатаем, ведь ему дали большую ссуду — деньги, о которых Мастаевы и мечтать не могли.
Так, в родовом горном селении Макажой Мастаевы восстановили свой дом, приобрели кое-что по хозяйству, обзавелись скотом и пасекой, словом, Нажа очень доволен, даже помолодел в родном краю. А вот Ваха беспокоится: ссуда выделена на имя деда, а гарантом погашения без срока давности записали Мастаева Ваху, которому еще не исполнилось восемнадцать.
Месяца два Ваха только об этом и думал, ожидая, что вот-вот явится участковый и потребует денег, которых у него никогда не было. Время шло, но никто Мастаева не беспокоил. И он постепенно позабыл о ссуде — много иных проблем: совсем нет времени на футбол, в будние дни — учеба, практика, и он живет в городе с матерью, а на выходные или в праздники он едет в горы деда проведать, по хозяйству помочь.
Вот так, в трудах и заботах, Ваха достиг своего совершеннолетия, окончил училище и сразу же получил повестку в военкомат. Он не то чтобы очень хотел пойти в армию, но и отлынивать от службы не собирался, а его забраковали: плоскостопие, дефект речи и, неожиданно для родных, на легких — рубец, видимо, в детстве дед недоглядел, а Ваха по подворотням и на ногах перенес серьезное воспаление легких.
В СССР все по плану. И раз выпускника ПТУ в армию не взяли, то стране рабочих рабочие нужны. Как отличник, Ваха при распределении имел право выбора, и он выбрал работу по своей специальности — стал крановщиком — здесь большая нехватка кадров, зарплата повыше, и, как истинный горец, он на высоте, а главное — их комбинат строит жилой дом, и в нем обещают отдельную квартиру, — так почему же не работать!
Неопытному новичку дали поначалу старый кран, который постоянно ломался. Неизвестно, как другие себя бы повели, а Ваха до всего сам докапывался, до всего сам доходил. И хотя кран часто выходил из строя, Ваха план все равно перевыполнял. И ему за первый год работы дали премию, почетную грамоту, даже ставили другим в пример. И вот когда более опытный коллега-крановщик, работавший на импортном кране, в очередной раз после пьянки допустил ЧП, Мастаева тут же перевели на заморскую технику. Такого он даже не представлял: «Вот это техника!» Все продумано, все для человека, даже лифт и кондиционер есть. На таком кране он не то что план, а три плана за смену мог бы спокойно делать, да смежники не поспевают: у них и техника допотопная, да и энтузиазма особого нет. И Мастаев не политик, политику не любит и не понимает, однако в училище политэкономию, философию и историю КПСС проходил и поэтому вывод сделать сумел — социализм, по крайней мере на данной стадии, проиграл в так называемой «холодной войне» капитализму — это налицо, все это знают, но никто не смеет об этом сказать, тем более Мастаев… Да случилось неожиданное.