Разумеется, ключа у меня нет. Я не брала его, уходя из дома. Выбить стекло? Никогда. Никогда не подниму руку на родное. Обхожу владения, какие доступны. Сквозь щели гаража высматриваю машину. Ее там нет. Значит, точно в городе. А туалет гостеприимно открыт. Посетила его с горя. За что еще зацепиться? Огород пуст. Теплицы собраны и закрыты в сарае. Даже непонятно, был ли урожай и каким он был. А флоксы все-таки цвели. Я нахожу остатки засохших соцветий перед крыльцом. Сажусь на ступеньки, обхватывая колени. Дрожу и продолжаю ждать. Чувствую, как температура окружающего воздуха падает, а моего тела, наоборот, повышается. Небо хмурится и начинает моросить. А на моем платье еще прежняя вода не высохла. Эх, короткий у нас все-таки козырек! Надо будет сказать ребятам, чтобы надставили. Прижимаюсь спиной к двери и утешаю себя, как могу. Я дома. Я дома. Я дома.
Над головой внезапно вспыхнул свет. Я вскрикнула от радости и вскочила. Всего-навсего загорелся номер дома. Он зажигается автоматически, когда начинает темнеть. В который раз обхожу вокруг, чтоб хоть как-то согреться. Дождь усиливается. Тычусь лбом в непроглядную темень окна. И вдруг слышу… звонит телефон. Наш телефон. Это, вероятно, Веня или Саша. Кидаюсь к двери и сильно колочу в нее. Дверь прочная, из добротных досок — Саша собственноручно отбирал каждую. Я кричу им, что я здесь. Но как тут докричишься? Звонок на минуту затих. Потом загремел снова.
Я отпрянула от двери. Мне показалось теперь, что это Гарри. Он выследил меня и собирается приехать, чтобы предъявить свои права. Ведь я уже выписана из этого дома. Выходит, мне здесь не место, и в любой момент меня можно схватить как воровку. Во что бы то ни стало надо дождаться ребят. Но здесь оставаться опасно. Меня раздирают сомнения. Дождь лупит, уже не стесняясь. Холодно и гадко, и я не вижу никакого другого выхода, кроме как уйти.
Бреду прочь от моего родного дома. Сама не знаю, как это получилось. На цыпочках прохожу мою бывшую сторожку, где хранится журнал моей жизни, в котором, возможно, меня уже нет. И точно, я себя уже не чувствую, иногда только реагирую на уколы ледяного дождя. Возобновились угрозы со стороны машин. Они просвечивают меня фарами и сигналят. Их можно понять. Еще одна несуразица возникла на пути, того и гляди, задавишь. Мое существование так же нелепо, как и мой вид. В цветастом штопаном платье и модельных туфлях я ползу посреди холодов и размытой дороги. Неужели все начинать сначала? Где взять столько сил? Если бы у меня еще остались часы! Их можно было бы продать за двадцать рублей, а на вырученные деньги сколотить сарайчик, купить печурку и какое-нибудь облезлое одеяло. Но у меня нет часов. И новых начинаний мне не выдержать.
Колючий дождь постепенно переходит в мокрые хлопья снега. Осень превращается в зиму. Я уже ничего не успеваю построить. Над головой черное небо и белый снег, мои руки с ним одного цвета. Впереди и сзади безысходность. Но между ними проглядывает узкая и тусклая полоска света. В доме Аси и Вики горит лучина. Наконец я хоть куда-то дошла.
— Господи! Что с тобой? Что случилось? Откуда кровь на лице? Почему ты в таком платье? Ты насовсем?
Вопросы обрушиваются на меня посильнее ливня. Я не отвечаю, валюсь с ног, и девочки едва успевают подставить под меня картонную кровать…
Приоткрываю глаза. Видимо, долго была без сознания. За это время раскочегарилась печка, и на ней в маленькой жестяной миске булькает вода. Картина из давнего прошлого. Я лежу на единственной в доме кровати. И вообще в этом крошечном деревянном домишке все в одном экземпляре: тарелка, кружка и ложка, одно одеяло, в которое я завернута. А людей двое. Ася и Вика суетятся вокруг меня, подкладывают в топку хворост, переливают воду. Заметив, что я очнулась, они убыстряют движения. Ася легонько вытирает мне лицо тряпкой, смоченной в кипятке.
— Как ты выжила там, в чужом доме? — сокрушается Вика.
Как они тут живут, удивляюсь я. Ведь и развернуться негде. Хлипкая кровать, сделанная из бывшего дома-коробки, в стенах между досками огромные щели, завешанные Асиными рисунками. Я поднимаю голову, но не разглядеть ни одного. В глазах одни круги, преимущественно оранжевые — результат долгого наблюдения за огнем, который пляшет перед самым носом. Печурка чересчур открытая и установлена впритык к кровати.
— Давно печку купили? — слабо интересуюсь я.
— На прошлой неделе. Я как раз на работу устроилась. Выпей горячего! Вот хлеб, — Вика протягивает мне кружку, Ася — ломоть лежалого хлеба.
Я приподнимаюсь, чтобы попить. Оказывается, на мне кроме одеяла еще шерстяная кофта. В общем, все, что есть теплого в доме, на мне. И еще я вливаю в себя целую кружку обжигающей жидкости.