Тем временем почти все капитаны высыпали на берег и прохаживались взад и вперед, привыкая к устойчивости земли. Скоро они совсем освоились, стали оглядываться по сторонам и тут заметили меня. Не скажу, чтобы их это сильно обрадовало. Они косились на меня с подозрением. Особенно на мой блокнот. Но я уже больше ничего не записываю. Поднимаюсь и прогулочным шагом отправляюсь вдоль реки, вниз по течению. И только когда отхожу на порядочное расстояние, вспоминаю про фотоаппарат, который мне вручили в издательстве и который болтается сейчас в сумке. Какой же я корреспондент, если забыла о нем? Если сбежала, даже не попытавшись наладить контакт с жильцами необыкновенных домов? Даю слово, больше такое не повторится.
Теперь я на холмистой равнине. Удивительно, но все холмы одинакового размера и аккуратной конусовидной формы. Стою и дивлюсь на чудеса природы. А из них вдруг появляются люди. Оказывается, это никакие не холмы, а дома — то, что мне и надо. Беру курс на них, на ходу роясь в сумке в поисках блокнота и ручки. Нужно поторапливаться, пока герои моего репортажа не скрылись за насыпью соседнего дома.
— Эй! — крикнула я, не доходя метров десяти. — Вы жильцы этих домов?
— Мы не жильцы, мы хозяева, — обиженно отозвались они, но все же остановились.
— Несколько слов для газеты «Местная правда». Скажите, как вам прилило в голову строить дома в земле?
— Не в земле, — они снова надулись, — а из земли. Понимаете разницу?
— Не совсем, — я переминаюсь с ноги на ногу. Поймут намек или нет?
— Ну заходите.
Поняли. Мы вместе огибаем холм, то есть дом, и, пригнувшись, проходим в низкую дубовую дверь. Внутри одна комната, круглая и просторная, поделенная земляными перегородками на ниши. Мне демонстрируют стол, стулья, вылепленные из вязкого серого грунта, и кровать под покрывалом — из чего, не видно. Мне предлагают присесть, но, кроме мягкого матраса, я ничего не чувствую. Все шкафы, стеллажи и полки вокруг тоже земляные. Немного сыровато и душно, но в общем вполне комфортабельно. Есть электричество и водопровод, кран торчит из стены, без всяких портящих картину неприглядных труб. Еще мне нравятся цветы, растущие прямо на полу. Они, конечно, тощие и бледные без солнечного света, но все-таки живые.
— «Местная правда» — это где? — интересуются хозяева, пока я изучаю обстановку и тщательно записываю.
— Это там, где все дома надземные и сделаны из дерева, кирпича или бетона.
— Из дерева? Такие, как в нашем лесу?
— А где ваш лес?
После того как мне указали направление дальнейшего пути, я прощаюсь.
— Можно сфотографировать ваш быт? — прошу земляных жителей.
— Пожалуйста. Только не думаем, что это будет кому-нибудь интересно.
Если мне интересно, то и другим будет, рассуждаю я, уже пробираясь сквозь чащобу. Деревья здесь густые, растут часто, и я со своей репортерской сумой постоянно задеваю их стволы. Слышу голоса. Но не птичьи, как можно было ожидать, а людские. Вдали кто-то с кем-то беседует на повышенных тонах.
Я продвигаюсь, ориентируясь на многоголосье. Гадаю, за каким из деревьев возникнет избушка. Или хотя бы человек. Поднимаю голову… и наконец обнаруживаю его пристанище. Ух ты! Летучие дома! Дома на деревьях, для которых стволы и ветки служат каркасом, а листья — декором и маскировкой, а может, и дополнительным стройматериалом. У корней узкие лесенки наверх, а где-то на уровне первых сучьев — горизонтальные двери. Вот открывается одна. В проеме повисают две головы, мужчины и женщины.
— К нам гости! — кричит женщина, высовываясь по пояс. — Вы с холмов или с реки?
— Скорее, с равнины, — возражает ей мужчина.
— Я из города, — говорю отрывисто, чтобы исключить дальнейшие вопросы. Ведь это моя привилегия спрашивать.
— А у нас тоже город! — радостно объявляет женщина, и мужчина тут же свистит, зажав во рту два пальца.
На соседнем дереве скрипят доски. И сзади меня, и сбоку. Отовсюду выглядывают симпатичные приветливые лица, а на верхних ярусах любопытство удовлетворяют через зеленые окошки.