— Мы… У нас пятый… — залепетал не успевший опомниться Саша.
— Без разницы! Давайте за работу!
Что это значит? Общественный труд? Наказание за виноватых? Как бы то ни было, у меня в руках оказался железный лом, которым нужно было откалывать куски льда от мерзлой почвы, чтобы другие могли подцепить ее лопатой. Саше и Вене достались лопаты. Я подняла железяку — она была тяжелая и вся ледяная — и ударила со всей силы, чуть не попав себе по ноге.
— Осторожно! Дай покажу! — Саша пристроился рядом и контролировал мои действия. Веню поставили через четырех человек, но все равно можно было переглядываться.
Саша продемонстрировал, как лучше управляться с ломом, откалывая от ледяной корки по небольшому куску, при этом согреваясь движением. Я переняла, и дело заспорилось. Постепенно для меня становился ясным смысл нашего занятия. Мы готовили канаву под новый забор. К счастью, она была неглубокая и узкая, не сравнить с траншеей. Но земля закоченела настолько, что сама являлась хорошим заслоном, не допускающим никого внутрь своих недр, будь ты с лопатой или ломом. Я освобождаю землю ото льда. Пусть снова почувствует себя мягкой, податливой и плодородной. Пусть на ней для начала вырастет хотя бы забор.
Пока мы работаем, немногочисленные торговцы по ту сторону канавы глазеют на нас. Некоторые не выдерживают и начинают подгонять, словно надсмотрщики. Но их можно понять: держать товар в открытую, на виду у безденежных зевак и потенциальных бунтовщиков слишком рискованно. Они хотят забор, чтобы скрывать за ним свое богатство, которое сейчас приходится прятать за пазухой, в тугих мешках или объемистых сумках. Один из продавцов, что стоит напротив нас с Сашей, лезет в одну из таких сумок и достает что-то клетчатое. Рубашку. Замечательную теплую рубашку в краснокоричневую клетку, с длинными рукавами, воротником и на пуговицах, которые чуть поблескивают на солнце. На мгновение мы забываем о работе и щурим глаза.
— Вот, — пыхтит купец. — Отдам за сорок копеек. Только вам. При условии, что скоро закончите с этой канавой.
Мы быстро переключили внимание и старались больше не отвлекаться. Очень уж хотелось закончить канаву до того, как наша рубашка уплывет на ком-нибудь другом. Нас прервал лишь знакомый звон бидонов. Привезли бесплатную кормежку для работников. Предусмотрительный Саша захватил миску, и мы опять, как раньше, распределились по очереди. Мне не терпелось поскорее разделаться с обедом, чтобы снова приступить к разделке льда.
— Я смотрю, вы по работе соскучились, — усмехается Веня. — Так стараетесь, что пар из ушей валит. Я кричу, а вы ничего не слышите.
— Да ты еще ничего не знаешь, отстал у себя на периферии, — отвечаю я. — Нам рубашку обещали. Отличную клетчатую рубашку, всего за сорок копеек, если быстро закончим канаву.
— Не верится, что мы заработаем такую сумму. Если бы с самого утра пришли…
— А я думала, нам и на хлеб хватит, — жалобно скулю я.
Я как-то не рассчитывала, что мы уйдем отсюда без хлеба. Последнее время думала только о нем. Ну и о весне, конечно, — это уже традиционно. Я вспоминала его вкус, бредила им… И теперь долблю эту землю, а перед глазами рассыпаются на крошки ломти черного хлеба. Два удара ломом — бери и ешь. Я нагибаюсь за вожделенным куском, а натыкаюсь на земляные ледышки.
— Рубашка нам необходима, — берет слово Саша. — А то у нас получается, что один человек всегда полуголый.
Это правда. Сейчас это Веня. Ему ничего не досталось, чтобы прикрыть торс. Саша на правах болящего завернут в одеяло, а на мне платье, кофта и сандалии.
— А как же хлеб? — вопрошаю я.
— Хлеб? — он подумал. — Тоже нужен. Поэтому придется работать еще интенсивнее.
Он тут же отбыл на свое рабочее место и схватился за лопату. Это был прежний Саша, энергичный и предприимчивый. Мы последовали за ним.
Занимаясь рытьем, мы ни на минуту не упускали из поля зрения нашу рубашку. Ну почти нашу. Другие тоже старались, их тоже стимулировали всякой одеждой, и все вместе, одержимые рубашками, штанами, куртками и ботинками, мы закончили работу раньше запланированного кем-то срока.