— А что означает шестой индекс?
— Не знаю, — пожал плечами Саша и улыбнулся. — Одним шансом больше.
— Шестой индекс — это стабильная работа копателя и разрешение ходить в лес за хворостом. — Веня был осведомлен лучше. — А еще это означает, что жизнь движется. И отнюдь не в худшую сторону.
— Это уж точно.
Мы перекатили булыжник в шалаш, пристроили его под ногами и заснули. В эту ночь мне не снилось ничего. Тепло потухшего костра дышало в спину, но еще больше грело сознание, что наш дом вырос на один квадратный метр и что левое крыло шалаша теперь наша вотчина. Мы живем на четырех квадратных метрах, спим на них, гуляем, сидим, строим, разговариваем, разводим огонь и готовим пищу. Что еще надо для жизни?.. Хотя, если подумать, еще очень многое.
После этого мы еще пять раз разжигали костер, по числу спичек, купленных на ту злополучную копейку, оставшуюся от хлеба. Вене удалось разжиться в лесу сухими ветками. Снова грели суп и носили из полыньи воду. Если на руках и ногах полощутся отсветы пламени, а в горле булькает горячая вода, на душе становится светлее. Хочется вскочить и бежать, ну хотя бы снова за водой, расплескав половину по дороге. Все равно было весело. Даже несмотря на полное отсутствие дела. Бараки только восстанавливались, траншеи не выкапывались. Все ждали весну.
В последние дни солнце с завидной регулярностью выкатывается на небосклон и карабкается все выше и выше. Я стараюсь впитать долгожданное тепло всем телом: кожей, глазами, ушами, носом, даже язык высовываю, чтобы и он получил свою порцию. Вдалеке появляются ребята. Сегодня они рано. Идут медленно, я бы сказала, расслабленно и кричат мне еще издали:
— Весна! Весна!
— Я знаю! — кричу в ответ.
— Нет, официально, — обиженно отзывается Саша. — Мы только что узнали в городе.
— А я все равно знаю.
— Откуда?
— Из неофициальных источников, — я тыкаю в безмолвное светило.
— Понятно.
Ребята уже подошли, и мы обнялись все втроем. Пережить первую зиму — это, считайте, пережить бóльшую половину всех невзгод, которые выпадают на долю.
Утром я поднялась первая и объявила, что выхожу на работу. Мужчины не успели даже удивиться, а я уже схватила миску. Нынче мой черед добывать средства существования. Я иду по дороге и дышу весной. Теплой, свободной и легкой. Солнце еще не взошло, но и без него весна хозяйничает повсюду. И в городе тоже. Немногочисленные горожане ни с того ни с сего улыбались мне. И у меня губы растягивались в ответ. Высокий железный забор, массивнее и внушительнее прежнего, сдержанно поблескивал.
Иголка и шестой номер — мои неоспоримые пропуска в пошивочный барак. Он уже функционирует, и в нем сразу находится для меня место. Я устраиваюсь основательно и надолго: кофта застегнута на все две пуговицы, волосы убраны под косынку, ноги обмотаны одеялом. Отмякшие пальцы быстро вспоминают привычные операции и проворно кладут стежок за стежком на полотнище казенной материи. Солнце уже бьет из всех щелей, и иголка блестит, бойко ныряя в переплетение нитей. Работа спорится. Прошитые куски медленно сползают с колен. Я уже научилась отсчитывать их метраж. Позади метров двадцать пять, не меньше, и к концу рабочего дня у меня на руках пять лоскутков, которые пополнят наше одеяло на полметра в длину и десять сантиметров в ширину.
Женская работа оказалась более стабильной, чем мужская. Я шила чуть ли не каждый день, а ребята никак не могли куда-нибудь приткнуться. Все потому, что в городе долго решался вопрос о продолжении земляных работ. Ни хлеба, ни спичек мы давно уже не видели. Но эти вещи были уже не столь необходимы, как зимой. Температура воздуха неуклонно повышалась, снеговой покров постепенно сходил, становясь похожим на мое лоскутное одеяло. На дороге уже кое-где появлялись проталины, обнажалась забытая щебенка. Одеяло тоже потихоньку распространялось. Метр на сорок сантиметров… метр на пятьдесят… метр на шестьдесят… семьдесят. Каждый раз я приносила по четыре-пять кусочков. Наконец оно превратилось в правильный квадрат — метр на метр, как мой первоначальный дом, и мы втроем без всяких ухищрений и неудобств могли спокойно укрываться им. Мне хватало от плеч до колен, ребятам чуть меньше, но это до поры до времени…
Дело в том, что со всеми весенними преобразованиями мы совсем забыли, что ничего в этом мире не исчезает бесследно, кроме разве бездомных. Что ничего не превращается в ничто, а все имеет свои последствия, предопределенные и неотвратимые.