Именно поэтому в одно прекрасное теплое утро мы неожиданно проснулись в глубокой луже. На ее фоне легкие ночные заморозки, иногда еще случавшиеся в нашем доме, казались сущими пустяками. Но эта страшная оттепель!.. Мы не могли даже повернуться и не знали, стоит ли вообще это делать. Везде стояла вода и продолжала стремительно прибывать. Как выяснилось позже, за ночь температура повысилась на несколько градусов, и наш шалаш в полном смысле слова поплыл. Огромное количество снега с пустыря и с дороги стремительно таяло, и вся вода радостно текла к нам. Земля была размыта, стены расшатаны. Ветки еще кое-как держались, связанные сверху, но внизу ходили ходуном. Две деревянные стенки, прибитые к жердинам, пока вроде бы стояли на месте, но наклонная балансировала на качающемся скате.
Больше ждать было нечего. Мы вылезли из затопленного логова. Пустырь казался морем, разлившимся за ночь на многие километры по всем направлениям. Дорога находилась на некотором возвышении, и только на ней можно было почувствовать себя сухопутными. Мы выжали одежду и одеяло, развесили на досках и стали дожидаться солнца. Однако когда оно соизволило появиться, наше положение не улучшилось. Вместо того чтобы быстро просушить вещи, оно занялось более легкой работой — растапливанием остатков снега и снабжением нас дополнительной влагой. Когда воды в доме было уже выше щиколотки, шалаш благополучно рухнул. Мы подняли незакрепленную стену, прислонили ее к углам жердей и ушли подальше от дома. Чтобы не видеть этого кошмара.
Куда мы шли и зачем, я не знала. Но надо было куда-то двигаться, чтобы спастись от вышедшей из-под контроля воды. Ее уровень повышался с каждой минутой, а наш коэффициент грозился сползти вниз. Потоп разрушил шалаш, изничтожил результаты целого месяца моих трудов — подстилку из сухой травы, напитал сыростью одеяло, — глядишь, вот-вот развалится. Скоро смоет две оставшиеся стенки. И тогда нам конец.
— Что же делать? Как бороться со стихией? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, — пожимает плечами Саша. — Природные стихии — это тебе не надсмотрщики. С надсмотрщиками я бы нашел способ справиться, а тут…
— Попробовать спросить у них? — я киваю на будку.
— Бесполезно. Их-то не снесло.
— Единственное, что мы можем, так это только ждать, — вступает в разговор Веня. — И наблюдать, как будут бороться две стихии — огня и воды и как солнце будет сушить землю. А мы в этом поединке, увы, лишь зрители.
— И жертвы, — добавляю я.
Мы доходим до речки и спускаемся. В кустах творится что-то невообразимое и на подступах к реке тоже. Собственно, везде одна сплошная река, из которой кое-где торчат враскорячку одинокие ветки с шипами. Мы сами по колено в воде. Ребята прямо здесь справляют свою нужду. Я отхожу в сторону, нагибаюсь и ополаскиваю руки, шею, лицо… Первый раз за всю зиму.
— Здорово! — Веня замечает мои плескания и сам начинает мыться. Его тело уже полностью в воде, одна голова на поверхности, как ствол обломившегося дерева. Подхваченная сильным течением, она начинает быстро двигаться.
— Саша! Его сносит! Надо спасать! — я бросаюсь вперед, спотыкаюсь о какую-то подводную корягу, бултыхаюсь по уши в воде, но продолжаю звать на помощь.
— Успокойся! Что ты? — Саша помогает мне подняться. — Он просто плывет.
— Как плывет? Куда?.. Он умеет плавать?
— Вероятно.
— И раньше умел?
— Не знаю. Может, только сейчас научился.
— А разве такое возможно?
— Конечно. Ты же не умела раньше шить, а я строить.
Венина голова мелькает среди волн. Потом появляется рука и машет нам. Я неуверенно отвечаю. Веня легко доплывает до середины реки, разворачивается, словно заправский пловец, и чешет обратно… Мы снова на дороге, все втроем, вконец мокрые, дрожащие, обескураженные. Скоротечному весеннему солнцу будет нелегко довести нас до нормального состояния. В довершение всего мы находимся в полном неведении относительно того, куда идти дальше. В городе делать нечего — впопыхах, спасаясь от потопа, мы забыли миску. А домой… Глаза б мои не видели этого дома!
Так мы слонялись весь день по дороге, а когда вернулись, нашли свое жилище таким же, каким оставили, — затопленным и бесхозным. Наша миска качалась на воде одиноким суденышком и билась краями о доски, желая пристать. Я схватила ее и принялась черпать воду. Зачерпну и бегу на противоположную сторону дороги выливать. Саша смотрел на меня с сожалением.
— Бесполезно, — наконец изрек он после моего седьмого или восьмого захода. — Надо устраиваться на ночлег.
— Но я не хочу спать под водой! — заорала я. — И не буду.