— Как это ты догадалась выхватить нож? Тебе ж он не нравился?
Веня занят тем, что любовно складывает спасенные доски стопкой у восточной стены, чтобы не бросались в глаза прохожим. Из города ребята принесли еще шесть штук и два метровых бруска потолще. Плюс ароматный ломоть хлеба и пятьдесят копеек. Итого, у нас скопилось целых тринадцать досок, не считая перекладин и брусьев.
— Ты хоть его запомнила? Ну как он выглядел? — не унимался Саша.
— Голый. Невразумительный.
— А особые приметы?
— Какие у вора могут быть особые приметы, кроме того, что он вор?
— Да, — вздохнул Саша. — По такой характеристике не скоро найдешь…
— Хорошо бы ты думал не о нем, — перебил Вениамин, — а о нашем доме. Посмотри, мы его совсем запустили. Потому этот казус и случился.
— Прав, прав! — Саша поднимает руки вверх в знак согласия. — Завтра же займемся вплотную.
Гвозди есть, перекладины тоже. Нет последней жерди. С утра пойду за ней в лес. Хотя… — Он взглянул на нож, — Лучше вы идите, а я покараулю.
— А зачем вы оставили пятьдесят копеек? — спрашиваю я, чтобы уж совсем переменить тему.
— На развод, — улыбнулся Веня и добавил уже серьезно: — Хочется поднакопить немного и купить вторую пару обуви. А то с шестым индексом ходить босиком как-то неприлично.
Рано утром Саша занял оборонительную позицию верхом на досках, лицом к дороге. А мы с Вениамином стартовали по этой же дороге в лес.
Народу в лесу по-прежнему было чуть ли не столько же, сколько деревьев. Создавалось впечатление, что к лету прибыла новая партия людей для расселения в здешних краях. И наш вор, по всей вероятности, был из этой партии. Отходить далеко от дороги новички не пытались. Шастали вдоль нее, чуть отклоняясь за помаячившим сушняком, и сразу обратно. А мы, снисходительно смерив взглядами челноков, двинулись в самую чашу, где вскоре и нашли жердину. Высоченную, больше двух метров, на что Веня сказал, что без ножа не обойтись.
Итак, в нашем доме развернулось поистине грандиозное строительство. Выкопав обломками досок яму на расстоянии примерно в шестьдесят сантиметров от восточной стены, мы загнали в нее жердь и укрепили. Длинные перекладины, по метр сорок, предназначались для этой стенки.
— А между столбами будет дверь, — прикидывает Саша, отходя на дорогу. — В три доски уложится.
— Не слишком широкая? — интересуюсь я, стоя рядом.
— Помогите! — зовет всех Веня. Он уже держит на весу перекладину и пытается примостить ее к стойкам.
Мы подхватываем ее с двух сторон, а Веня прибивает. Сначала верхнюю, потом нижнюю. А уж после принимаемся за доски. Но тут возникает непредвиденное обстоятельство. Вернее, не возникает, а давно здесь находится. Это шалаш, который мешает подойти к западной стенке. Ради нее мы готовы пожертвовать нашей берлогой и разбираем половину веток. Я даже не успеваю прочувствовать все операции, как уже полстены готово. Таким образом, мы имеем вполне законченный угол, который осталось лишь замкнуть крышей. И Веня героически лезет наверх, чтобы при помощи ножа подогнать высоту столбов под общий уровень. С первой жердью, что у дороги, он справляется легко, хотя и не быстро. Для того чтобы выровнять вторую, ему приходится повиснуть, опираясь ногами на Сашины плечи, а левой рукой — на стенку. Мы все пребываем в напряжении: Саша — потому что держит, Веня — потому что не дотягивается, а я — потому что чувствую, что ничем хорошим это не кончится.
Так и есть. Лезвие соскочило с поверхности и впилось Вене в левую кисть. Он закричал и упал прямо на шалаш. Саша не удержал равновесие и повалился вслед за ним. Я бросаюсь к обоим. Из Вениной руки сильно течет кровь, на земляном полу уже целая лужа. Нужно срочно промыть рану и перевязать. Саша отправляет меня с Веней к реке, а сам берется разобрать «этот чертов шалаш» до основания. Он так и сказал: «чертов». А ведь столько времени он служил нам домом. Мы бежим до реки как ошпаренные, оставляя за собой красное многоточие — наша первая кровь.
— Все этот страшный нож, — говорю я, промывая Венину руку грязной водой и перевязывая косынкой.
— Он ни при чем, — не соглашается потерпевший. — Просто нельзя уместить на одном клочке земли два дома и жить в них одновременно. Как ни прискорбно, один всегда побеждает и уничтожает другой… Твоя косынка вся испачкалась.
— Ничего, не беспокойся. Потом постираю, когда заживет, — я затянула узел потуже. — Потом все надо будет стирать.
Когда мы вернулись, шалаша уже не было. Кроме того, Саше благодаря его росту удалось очистить верх столба, и теперь он возился с брусками. Мы приколотили их по верхнему краю южной и северной стенок. А прибить настил из пяти досок было делом пустяковым. В общем, к вечеру ровно над половиной нашего дома красовалась настоящая крыша. Я уже готовила три оставшиеся доски для следующей стены, но Саша остановил.