— Меня больше не проведешь. Пусть сначала присвоят нам номер за полстенки и крышу, а уж после продолжим. Пока прибьем лишь одну в прореху восточной стены.
Когда все было сделано, мы с Сашей отправились звать контроль.
— Надо будет подвести итог тому, что мы сделали за год, — озабоченно говорит он по дороге. — Ведь мы почти год здесь.
— Не беспокойся. За нас его уже подвели, — киваю я в сторону сторожки.
— Я сам хочу подытожить. Интересно же знать, сколько мы всего заработали в денежном эквиваленте.
— Но сейчас самый разгар работ. Осенью подведешь итог или зимой. Зимой все равно нечего делать.
Мы только подходили к будке, а ее обитатели уже вышли нам навстречу. Нынче меня привлекали не столько их наряды, сколько регистрационный журнал. Но все в порядке — он у них с собой. Я боялась, мы не успеем до захода солнца, но они учли это обстоятельство и двигались быстро, так что мы с Сашей не поспевали. Пристально изучив состояние наших дел на месте, смотрители остались довольны. Всем, кроме Вениной руки.
— Вы приобрели опасный предмет, — назидательно выразились они. — Если ранение было бы не у хозяина дома, а у кого-то другого, на вас наложили бы большой штраф.
— А если бы этот человек на нас напал? — не выдерживаю я. — Грабитель, к примеру.
— Вы про того, что пытался вынести ваши доски? Вы припугнули его.
— Откуда вы?.. — я и забыла, что все тайное становится известно нашим соглядатаям чуть ли не наперед. — А что мне прикажете делать? Смотреть, как он уносит наши вещи?!
— Далеко бы не унес, только до нашего пункта, вы бы их там и забрали.
Больше они ничего не сказали, а только присвоили нам новый индекс, обозначаемый как 000007.
После их ухода мы живо приколотили две доски к южной стенке и уже впотьмах стали устраиваться на ночь под навесом. Расстелили ветки от шалаша, утрамбовали их своими телами. Веня никак не находил удобного положения для покалеченной руки. Наконец он улегся с левого края и вытянул ее из-под навеса. Так и заснул.
И на следующий день наш трудовой энтузиазм не оскудел. Но в этот раз на работы вышли только мы с Сашей, а Веня с рукой остался дома. Никто уже не рвался брать с собой нож… В городе развернулся новый фронт работ — на строительную площадку прибыли грузовики с песком, цементом и кирпичами, и все присутствующие занимались их разгрузкой и сортировкой. Седьмой номер ввел нас в число грузчиков, таскающих мешки — кто на носилках, кто на себе. Я пристроилась спереди мощных деревянных носилок с песком и бодро зашагала в указанном направлении.
— Эй! Привет! — кто-то окликнул меня по имени.
Я оглянулась, хотя это было неудобно… Марина. Та самая, что не пожелала вступать с нами в контакт. Теперь она несла мои же носилки, да еще и подталкивала ими сзади.
— Осторожнее!
— А я полагала, тебя давно уже здесь нет, — как ни в чем не бывало пропела Марина. Ей было сподручнее беседовать, чем мне.
— Представь, то же самое я думала о тебе, — буркнула я, не поворачивая головы.
— Да? Забавно.
— Ну и какой у тебя коэффициент? — покосилась я на нее.
— Шестой. А у тебя?
— У меня седьмой.
— Хорошо устроилась. Ты все еще с тем мужиком?
— И с тем и с другим.
— А-а, — протянула Марина. — Тогда понятно.
Я остановилась.
— Вообще-то я должна идти сзади, — говорю тоном, не допускающим возражений.
— Пожалуйста.
Мы меняемся местами, но это оказывается лишним, потому что наши носилки уже достигли цели — огромной кучи песка, сваленной возле котлована. После освобождения от груза и от Марины я тут же пристраиваюсь к другим носилкам, естественно, в заднюю часть. Впереди хрупкая девушка с темно-русыми волосами до плеч. Узкая талия обмотана изношенной тряпицей, все остальное оголено и покрыто мурашками. Она дрожит даже под жарким солнцем, которое добросовестно обогревает котлован и всех вокруг.
— Тебя как зовут? — спрашиваю у содрогающейся спины. Стараюсь не толкаться носилками.
— Соня, — тихо отвечает она.
— Ты давно здесь?
— Как появились листья.
— Надо же, я тоже пришла сюда в это время. Только год назад.
Соня оборачивается. Я деликатно отодвигаю носилки на себя.
— А зимой страшно было? — отбросив робость, спрашивает она.