Сегодня как раз один из таких дней. На улице похолодало, дыхание моментально превращается в пар, и из нашей трубы вьется тонкая струйка дыма. Я подбрасываю в топку хворост, которым забито все пространство под кроватью. Теперь еще громче трещит и еще интенсивнее булькает похлебка в двух мисках и банке из-под паштета. Я жду ребят. Придут — поедят горячего. Я жду их только затем, чтобы покормить, поскольку ничего хорошего их визит в город не предвещал. Все грубые работы в казенном доме закончены, а отделочные доверяют специалистам с высокими коэффициентами. Хоть у нас и тринадцатый — за печку мы получили целых два, но нам не доверяют.
Я снимаю тарелки с раскаленной поверхности и думаю о Соне. Я-то в относительном тепле и сытости, сижу на мягкой сухой траве, заготовленной в лучшие времена. А она так до сих пор и не оформила отношения с Михаилом. Конечно, это Кира виновата, окрутила его и не отпускает. Думаю, количество шагов у них теперь совпадает. А Соня тщетно пытается подстроиться. Да и Петр пропал, все ищет работу. Вот и мои сейчас возвратятся с пустыми руками.
Слышу торопливый стук за дверью. Ребята сбивают грязь с сандалий и только потом заходят. Руки у них не пустые, а полные каких-то вещей. Огромные охапки тряпок. Я широко раскрываю глаза. Откуда такие покупки?
— Это не покупки, — смеется Веня. — Мы тебе работу принесли.
— Ага, — подтверждает Саша. — Прямо на дом. В город прибыла машина, которая распределяла работу по шитью. Но только для тех, у кого коэффициент выше десяти и кто способен содержать материал в сухости и тепле. Ты как, не потеряла еще иголку?
— Нет, при мне. А какой тариф?
— Да все такой же. По крайней мере, можно закончить одеяло, а там, глядишь, что-нибудь новенькое подбросят.
Меня это устраивает. В сухости и тепле будет находиться не только материя, но и я. К тому же огонь дает достаточно света, чтобы в несколько раз увеличить скорость шитья. В общем, не откладывая дела в долгий ящик, я усаживаюсь возле открытого пламени и начинаю шить.
— Придется тебе одной зарабатывать. До весны в городе работы не будет, — виновато объясняет Веня.
За три дня я благополучно сшиваю все принесенные тряпки, и мы относим их обратно. Взамен получаем еще работу и пятнадцать шерстяных квадратиков на одеяло. В тот же день оно увеличивается на десять сантиметров в ширину, а кое-где и на двадцать. Я шью постоянно, днем и ночью, пока не догорят дрова.
Когда выпал снег, сразу стало как-то тоскливо и нескладно вокруг. Мы вспомнили о своих знакомцах, о житье которых давно не справлялись. Каково им сейчас? Я вызвалась навестить Соню. Оделась во все теплое, что у нас было, и пошла. Снеговой покров был настолько твердый, что громко скрипел под ботинками, и за мной вереницей тянулись четко очерченные следы…
Я стою в растерянности перед Сониным домом. Вернее, перед тем, что от него осталось, — ровным белым участком, неотличимым от соседних, без каких бы то ни было следов присутствия человека. Значит, все-таки переехала к Михаилу. Иду дальше до леса и потом прямо по дороге, готовясь увидеть обоих в новом доме, но чувство беспокойства не покидает меня. Лес пуст. Лишь лесные наблюдатели, как всегда, заняты работой — сбрасывают снег со своей сторожки. Облачились в длиннополые овчинные тулупы и меховые шапки. Значит, действительно наступила зима и в одночасье очистила дорогу от случайных путников, слоняющихся без дела.
Мишиного дома я вообще не нашла. Видимо, его замело, как и Сонин. Но у него же на участке были доски, а теперь их нигде не наблюдается. Одинокие жители недостроенных хибар жмутся к своим тощим сооружениям, сгребая вокруг себя ветки. Ни Михаила, ни Сони среди них нет. Обратно к развилке я уже перемещаюсь бегом. Тревожные предчувствия сжимают сердце при каждом неизбежном взгляде на очередную развалившуюся под снегом конуру. Я не хочу думать о худшем, но не в состоянии не думать. Добравшись до города, сразу бросаюсь к забору. Среди обездоленных все еще существует стойкая традиция сходиться сюда в момент крайнего смятения. Наверное, она никогда не исчезнет, пока будут прибывать в здешние края люди. Я прохожу сквозь сомкнутые (для согрева) ряды подзаборных жителей, вглядываюсь, боясь увидеть знакомые лица… И я их не вижу. Прошла туда и обратно по два раза. Ну тогда я вообще ничего не понимаю в этой жизни. Уставшая, замерзшая и все еще взбудораженная возвращаюсь домой.